– Это дом священника?
– Ты про отца Гормана?
– Он нужен, – сказал мальчишка.
– Кому он нужен и зачем?
– Бенталл-стрит, двадцать три. Женщина говорит – она помирает. Вот миссис Коппинз меня и послала. Это ж дом католического священника, так? Женщина говорит – викарий не подойдет.
Миссис Джерати заверила его, что в этом существенном пункте всё в порядке, велела ждать здесь и удалилась в дом. Спустя три минуты появился высокий пожилой священник с небольшим кожаным саквояжем в руке.
– Я отец Горман, – сказал он. – Бенталл-стрит? Это возле сортировочной станции, не так ли?
– Совсем рядом, доплюнуть можно.
Они пошли рядом; священник двигался свободным, широким шагом.
– Миссис Коппинз, ты сказал? Так ее зовут?
– Она – хозяйка дома. Сдает комнаты, вот что. А вас зовет одна из жиличек. Кажись, ее зовут Дэвис.
– Дэвис? Не знаю, не знаю. Не припоминаю…
– Да она из ваших, точно. Католичка в смысле.
Священник кивнул. Они вскоре дошли до Бенталл-стрит, и мальчик показал на высокий унылый дом в ряду других высоких и унылых домов:
– Тут.
– А ты не идешь?
– Да я не отсюда. Миссис Коппинз дала мне шиллинг, чтоб я вам все передал.
– Понятно. Как тебя зовут?
– Майк Поттер.
– Спасибо, Майк.
– Не за что, – ответил Майк и ушел, насвистывая. Его не трогала надвигающаяся смерть кого-то другого.
Дверь дома номер двадцать три отворилась, и на пороге появилась миссис Коппинз, краснолицая крупная женщина, с энтузиазмом встретившая посетителя:
– Входите, входите! Совсем ей плохо, вот что я скажу. Лежать бы ей в больнице, а не здесь. Я туда и позвонила, да бог знает, когда они явятся, в нашито дни… Муж моей сестры ждал их шесть часов со сломанной ногой. Стыд и позор, вот что! Тоже мне, медицинская служба! Денежки берут, а когда они нужны, где их сыщешь?
Разговаривая, она вела священника вверх по узким ступенькам.
– Что с ней?
– Да грипп у нее. И вроде бы уже получшало. Вышла она спозаранку, вот что я скажу, а вернулась прошлым вечером страшнее смерти. Легла в постель, от еды отказалась. Доктора не захотела. А нынче утром вижу – вся огнем горит. На легкие перекинулось.
– Воспаление легких?
Миссис Коппинз, успевшая запыхаться, издала звук, похожий на свисток паровоза, – видимо, он означал согласие. Она распахнула дверь, пропустила отца Гормана в комнату и сказала через его плечо фальшиво-бодрым голосом:
– Вот и преподобный к вам пожаловал! Теперь все будет хорошо!
И удалилась.
Отец Горман сделал шаг вперед. Комната, обставленная старомодной викторианской мебелью, была чисто прибранной и аккуратной. Женщина в кровати возле окна слабо повернула голову. Она была очень больна – это священник увидел сразу.
– Вы пришли… Времени мало…
Она говорила в промежутках между тяжелыми вдохами:
– Злодеяние… Такое злодеяние… я должна… должна… Я не могу так умереть… Испове… исповедоваться в моем… грехе… ужасном… ужасном…
Полузакрытые глаза блуждали. С губ срывались монотонные бессвязные слова. Отец Горман подошел к кровати. Он заговорил так, как говорил часто – очень часто. Слова убеждения… слова утешения… слова его профессии и его веры. Мир снизошел в комнату. Мука исчезла из страдающих глаз.
А потом, когда священник закончил речь, умирающая заговорила снова:
– Остановить… Это надо остановить… Вы остановите…
Священник ответил с успокаивающей убежденностью:
– Я сделаю все, что потребуется. Можете довериться мне…
Чуть позже появились одновременно доктор и машина «Скорой помощи». Миссис Коппинз встретила их с мрачным торжеством.
– Как всегда, слишком поздно! – сказала она. – Она умерла…
Отец Горман возвращался домой в надвигающихся сумерках. Ночь обещала быть туманной, и туман быстро сгущался.
Священник на мгновение приостановился, нахмурившись. Какая странная, фантастическая история… Какая ее часть – порождение бреда и лихорадки? Есть в ней, конечно, и правда – но что в ней истинно, а что ложно?
В любом случае нужно записать фамилии, пока они еще свежи у него в памяти.
Члены Общества святого Франциска уже соберутся к тому времени, как отец Горман вернется.
Он резко свернул в маленькое кафе, заказал чашку кофе и сел. Пошарил в карманах сутаны. Ох уж эта миссис Джерати – просил же он зашить подкладку… А она, как обычно, не зашила! Записная книжка, затупившийся карандаш и несколько монет провалились в дыру. Отец Горман выудил пару монеток и карандаш, но достать записную книжку оказалось невозможно.
Принесли кофе, и он спросил, не могут ли ему дать листок бумаги.