В Японии Юлька случайно оказалась в автобусе рядом с Натальей Сергеевной — больше не было места. Наталья глядела в окно, через час пути вдруг спросила не оборачиваясь:
— Давно дома не была?
Юлька удивленно вскинула глаза: первый раз за все восемь лет педагогиня заговорила о чем-то кроме балета.
— Год почти.
— Я, когда начинала танцевать, три года мать не видела… Полтора часа на самолете. Некогда было… — Наталья Сергеевна помолчала. — Чтобы чего-то добиться, приходится переступать через людей. Сначала через себя. Потом через других. В первую очередь через самых близких и любимых. Поначалу тяжело. Потом ожесточаешься…
— Я так не хочу, — сказала Юлька.
Наталья Сергеевна усмехнулась.
— Однако танцуешь вместо лучшей подруги — и уже ничего, не болит, правда?..
А ведь, действительно, Юлька уже обжилась на Светином месте в центре станка: что делать, в конце концов, не Юлька же виновата в том, что случилось… Ни разу не была в больнице у Нины: времени нет. И ни в какой Хабаровск она не поедет работать — будет танцевать в Москве, как миленькая…
Юлька смотрела в серую пелену дождя, тоскливо ощущая свою неприкаянность в этом промозглом мире. Она вдруг почувствовала, что смертельно соскучилась по комнате в интернате, но всем кабинетам, «пыточной», по каждой половице в каждом зале, по гримерке и коридорам КДСа. Господи, когда же кончится этот дождь? Неужели на свете бывает солнце?..
— Алло!.. Алло!.. Наталья Сергеевна! Это Азарова! Наталья Сергеевна, я опаздываю. Здесь погода нелетная, вторые сутки уже!
— Двадцать пятого «Жизель». Ты что, не знала?
— Знала. Я не виновата…
— Если двадцать третьего тебя не будет — можешь вообще не возвращаться, — донесся сквозь шум и треск голос Натальи Сергеевны и следом — сигнал отбоя.
Юлька, понурившись, вышла из кабины.
— Все? — удивилась девушка. — У вас четыре минуты еще.
— А можно другой номер набрать?
— …Да, — сказал Игорь.
Юлька молчала, у нее бешено колотилось сердце. Трудно было говорить вот так — неожиданно, не собравшись, через всю страну, из переполненного зала, за оставшиеся четыре минуты…
— Алло!.. Слушаю!
Девушка вопросительно кивала за стеклом: не слышно?
— Привет, — сказала наконец Юлька.
— Здравствуй.
Теперь они молчали вдвоем.
— Что же ты не пришел проводить? — спросила Юлька. — Я тебя ждала.
— Я тебя тоже ждал… в тот вечер…
— Меня не отпустили. Но это уже не важно, — торопливо сказала Юлька.
— Это действительно уже не важно. Юлька! Я хочу тебе сказать одну вещь, только это долго и не по телефону…
— Я тоже должна тебе сказать…
— Алло, — вклинилась телефонистка. — Заканчиваем!
— Ты когда прилетишь? — закричал Игорь.
— Не знаю. У нас двадцать пятого спектакль, ты подожди меня потом…
— Конечно. Я обязательно приду! Юлька…
Яркое солнце било в окна автобуса, чистые, по-весеннему широкие московские улицы проплывали за окнами, празднично одетые люди шли от метро к Кремлю.
«Икарус» остановился у служебного входа Кремлевского Дворца съездов. Первым на нижнюю ступеньку соскочил Генка и уперся руками в дверной проем, сдерживая толпу ребят.
— Демин, — прикрикнула Галина Николаевна, — прекрати немедленно! Дети малые, честное слово!
Демина выпихнули из двери, следом гурьбой высыпали остальные.
— Не вижу репортеров, — Астахов в модных черных очках с лейблом вполовину одного стекла огляделся и скорбно поджал губы.
— Этикетку сдери — может, увидишь.
— Да-а, в Японии с цветами встречали…
— А вон цветы.
— Кому бы это?
Поодаль стоял с цветами в опущенной руке Игорь.
— Ленка — фас!
— Это Арзы мальчик, — равнодушно сказала Илья.
— Смотри, — Ия показала глазами на Игоря.
Юлька кивнула.
— Иди. Я догоню, — она отдала Ие сумку, сунула руки в карманы куртки и медленно пошла к Игорю.
— Азарова, после спектакля наговоришься, — крикнула Галина Николаевна.
— Я сейчас… — она подошла к Игорю, остановилась напротив, глядя под ноги. — Привет… Я же просила после…
— Долго ждать. Понимаешь, я все это время думал, — быстро, сосредоточенно заговорил Игорь. — Мне было очень плохо без тебя…
— Подожди, — торопливо сказала Юлька. — Я должна сказать…
— Не перебивай. Сначала я… Я долго думал. Не знаю, почему я решил, что все на свете должны быть похожи на меня. Все равно, что любить свое отражение в зеркале. А я люблю тебя. Я постараюсь понять и полюбить твое дело. Я буду ждать, сколько надо, сколько скажешь, — он улыбнулся. — Потому что я тебя люблю.