— Виноватъ!
— Виновата!
— Виноватъ! — Сжалься надъ нами хозяинъ! Помилуй, Господи, насъ, бѣдныхъ негровъ!
— Ну, ладно! — сказалъ хозяинъ, укладывая часы себѣ въ карманъ. — Я продамъ васъ кому-нибудь изъ здѣшнихъ, хотя вы этого и не заслуживаете. Слѣдовало бы, собственно говоря, продать васъ куда-нибудь внизъ по теченію.
Виноватые рабы, въ припадкѣ восторженной благодарности, пали предъ нимъ ницъ и принялись цѣловать ему ноги, восклицая, что никогда не забудутъ его доброты и будутъ всегда молиться за него Богу. Они говорили совершенно искренно, потому что хозяинъ простеръ свою руку, подобно нѣкоему могучему божеству, и затворилъ двери ада, грозившія уже ихъ поглотить. Впрочемъ, и самъ Перси Дрисколль зналъ, что совершилъ благородный и милосердый подвигъ. Въ глубинѣ души онъ былъ очень доволенъ своимъ великодушіемъ и вечеромъ записалъ весь инцидентъ себѣ въ дневникъ для того, чтобы заручиться возможностью напомнить его въ назиданіе себѣ самому, даже по прошествіи нѣсколькихъ лѣтъ, въ качествѣ побужденія къ новымъ подвигамъ человѣколюбія и милосердія.
ГЛАВА III
Человѣкъ, которому пришлось жить достаточно долго и которому выяснилось, что такое жизнь, знаетъ, до какой степени должны мы быть благодарны Адаму, первому великому благодѣтелю человѣческаго рода. По его милости явилась вѣдь на свѣтъ Божій смерть.
Перси Дрисколль спалъ сномъ праведника въ ту ночь, когда такъ великодушно спасъ домашнихъ своихъ рабовъ отъ переселенія въ низовья Миссисипи, но злополучная Рокси все время не могла сомкнуть глазъ. Роксану охватывалъ глубокій ужасъ при мысли о томъ, что ея ребенокъ подростетъ, чего добраго, лишь для того, чтобъ быть проданнымъ на какую-нибудь изъ плантацій въ нижнемъ теченіи рѣки. Она чуть не помѣшалась отъ страха. Если ей и случалось на мгновеніе задремать и забыться, то въ слѣдующій за тѣмъ мигъ она проворно вскакивала и подбѣгала къ колыбелькѣ своего мальчика, дабы убѣдиться, дѣйствительно ли онъ еще тамъ. Молодая женщина выхватывала тогда ребенка изъ люльки, прижимала его къ своему сердцу и принималась осыпать поцѣлуями. Въ страстныхъ порывахъ материнской любви она сѣтовала и рыдала, приговаривая:
— Нѣтъ, это имъ не удастся, ни подъ какимъ видомъ не удастся! Бѣдная твоя мама скорѣе согласится тебя убить!
Какъ-то разъ, когда она укладывала своего малютку опять въ колыбель, другой ребенокъ пошевелился во снѣ и такимъ образомъ привлекъ на себя ея вниманіе. Роксана подошла къ нему и долго стояла передъ роскошной его кроваткой, разсуждая сама съ собой:
— Чѣмъ провинился бѣдный мой малютка, что ему не суждено быть такимъ же счастливымъ, какъ этому господскому дитяти? Мой мальчикъ не сдѣлалъ вѣдь ничего дурного. Господь Богъ былъ добръ къ тебѣ, но отчего Онъ не пожелалъ быть также добръ и къ нему? Тебя вѣдь никто не можетъ продать на плантаціи внизъ по теченію рѣки. Я ненавижу твоего папашу, потому что онъ человѣкъ безсердечный, по крайней мѣрѣ, для нашего брата, негровъ. Я ненавижу его и, кажется, готова была бы его убить! Она немножко помолчала и погрузилась въ глубокія думы, а затѣмъ снова разразилась громкими рыданіями и отошла отъ кроватки, заявляя себѣ самой:
— Да я сейчасъ же убью моего ребенка! Для него нѣтъ другого выхода. Если я его убью, то, по крайней мѣрѣ, никто не продастъ его въ низовія плантаціи! Да, я сдѣлаю это сейчасъ же, безотлагательно! — Бѣдная мама убьетъ своего голубчика, чтобы избавить его отъ мученій.
Она прижала ребенка опять къ своей груди и, осыпая его ласками, продолжала:
— Мамаша сейчасъ же тебя убьетъ, такъ какъ безъ этого нельзя обойтись, но ты не думай, голубчикъ, чтобы она собиралась тебя покинуть. Нѣтъ, нѣтъ, не плачь, мой дорогой! Мамаша пойдетъ съ тобою. Она убьетъ также и себя, такъ что мы умремъ вмѣстѣ! Да, голубчикъ, ты уйдешь отсюда вмѣстѣ съ мамашей! Мы съ тобой оба бросимся въ рѣку и тогда ничто не будетъ ужь насъ больше тревожить. На томъ свѣтѣ не станутъ вѣдь продавать несчастныхъ негровъ на плантаціи въ низовья Миссисипи.
Роксана направилась уже къ дверямъ, продолжая ласкать и убаюкивать своего ребенка, но внезапно остановилась на половинѣ дороги. Вниманіе ея привлекло новое праздничное платье, изъ недорогаго, но замѣчательно пестраго ситца, фантастическій рисунокъ котораго сверкалъ даже при свѣтѣ ночника яркими разноцвѣтными своими красками.
Она задумчиво и съ вожделѣніемъ поглядѣла на это платье.
— Я вѣдь ни разу еще его не надѣвала, — сказала она, — а между тѣмъ оно такое хорошенькое.