Но Иа-Иа ничего не слышал. Ему было не до того: он то клал свой шар в горшок, то вынимал его обратно, и видно было, что он совершенно счастлив!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
в которой Кенга и крошка Ру появляются в лесу, а Пятачок принимает ванну
Никто не знал, откуда они взялись, но вдруг они очутились тут, в Лесу: мама Кенга и крошка Ру.
Пух спросил у Кристофера Робина: «Как они сюда попали?» А Кристофер Робин ответил: «Обычным путём. Понятно, что это значит?» Пух, которому было непонятно, сказал: «Угу». Потом он два раза кивнул головой и сказал: «Обычным путём. Угу. Угу». И отправился к своему другу пятачку узнать, что он об этом думает. У Пятачка был в гостях Кролик. И они принялись обсуждать вопрос втроём.
– Мне вот что не нравится, – сказал Кролик, – вот мы тут живём – ты, Пух, и ты, Поросёнок, и я, – и вдруг…
– И ещё Иа, – сказал Пух.
– И ещё Иа, – и вдруг…
– И ещё Сова, – сказал Пух.
– И ещё Сова, – и вдруг ни с того ни с сего…
– Да, да, и ещё Иа, – сказал Пух, – я про него чуть было не позабыл!
– В о т м ы т у т ж и в е м, – сказал Кролик очень медленно и громко, – в с е м ы, и вдруг ни с того ни с сего мы однажды утром просыпаемся и что мы видим? Мы видим какое-то н е з н а к о м о е ж и в о т н о е! Животное, о котором мы никогда и не слыхали раньше! Животное, которое носит своих детей в кармане. Предположим, что я стал бы носить своих детей с собой в кармане, сколько бы мне понадобилось для этого карманов?
– Шестнадцать, – сказал Пятачок.
– Семнадцать, кажется… Да, да, – сказал Кролик, – и ещё один для носового платка, – итого восемнадцать. Восемнадцать карманов в одном костюме! Я бы просто запутался!
Тут все замолчали и стали думать про карманы.
После длинной паузы Пух, который несколько минут ужасно морщил лоб, сказал:
– По-моему, их пятнадцать.
– Чего, чего? – спросил Кролик.
– Пятнадцать.
– Пятнадцать чего?
– Твоих детей.
– А что с ними случилось?
Пух потёр нос и сказал, что ему казалось, Кролик говорил о своих детях.
– Разве? – небрежно сказал Кролик.
– Да, ты сказал…
– Ладно, Пух, забудем это, – нетерпеливо перебил его Пятачок. – Вопрос вот в чём: что мы должны сделать с Кенгой?
– А-а, понятно, – сказал Пух.
– Самое лучшее, – сказал Кролик, – будет вот что. Самое лучшее – украсть Крошку Ру и спрятать его, а потом, когда Кенга скажет: «Где же Крошка Ру?» – мы скажем: «АГА!»
– АГА! – сказал Пух, решив поупражняться. – АГА! АГА!
– По-моему, – заметил он немного погодя, – мы можем сказать «АГА», даже если мы не украдём Крошку Ру.
– Пух, – сказал Кролик покровительственным тоном, – действительно у тебя в голове одни опилки!
– Я знаю, – скромно сказал Пух.
– Мы скажем «АГА» так, чтобы Кенга поняла, что мы знаем, где Крошка Ру. Такое «АГА» означает: «Мы тебе скажем, где спрятан Крошка Ру, если ты обещаешь уйти из нашего Леса и никогда не возвращаться». А теперь помолчите – я буду думать!
Пух ушёл в уголок и стал учиться говорить такое «АГА». Иногда ему казалось, что у него получается такое «АГА», о каком говорил Кролик, а иногда казалось, что нет.
«Наверно, тут всё дело в упражнении, – думал он. – Интересно, понадобится ли Кенге тоже столько упражняться, чтобы нас понять?»
– Я вот что хотел спросить, – сказал Пятачок, немного помявшись, – я говорил с Кристофером Робином, и он мне сказал, что Кенга, вообще говоря, считается Одним из Самых Свирепых Зверей. Я вообще-то не боюсь простых свирепых зверей, но всем известно, что если Один Самый Свирепый Зверь лишится своего детёныша, он становится таким свирепым, как Два Самых Свирепых Зверя. А уж тогда, пожалуй, говорить «АГА» довольно глупо.
– Пятачок, – сказал Кролик, достав карандаш и облизав его кончик, – ты ужасный трусишка.
Пятачок слегка хлюпнул носом.
– Трудно быть храбрым, – сказал он, – когда ты всего лишь Очень Маленькое Существо.
Кролик, который тем временем начал что-то писать, на секунду поднял глаза и сказал:
– Именно потому, что ты Очень Маленькое Существо, ты будешь очень полезен в предстоящем нам приключении.
Пятачок пришёл в такой восторг при мысли о том, что он будет п о л е з н ы м, что даже позабыл о своих страхах. А когда Кролик сказал, что Кенги бывают свирепыми только в зимние месяцы, а всё остальное время они в добродушном настроении, Пятачок едва мог усидеть на месте – так ему захотелось сразу же стать полезным.
– А как же я? – грустно сказал Пух. – Значит, я не буду полезным?
– Не огорчайся, Пух, – поспешил утешить его великодушный Пятачок. – Может быть, как-нибудь в другой раз…
– Без Винни-Пуха, – торжественно произнёс Кролик, начиная чинить карандаш, – всё предприятие будет невозможным.
– О-о! – сказал Пятачок, стараясь не показать своего разочарования.