И Винни-Пух терпеливо ждал…
– Ну, – сказал он после долгого молчания, – я могу, пожалуй, начать: «Вот здесь лежит большущий ствол», потому что ведь он же тут лежит, и посмотрю, что выйдет. Вышло вот что:
– Вот, значит, как, – сказал Пух, пропев всё это трижды. – Вышло не то, чего я ожидал, но что-то вышло. Теперь надо пойти и спеть всё это Пятачку.
«Я ищу новый адриск для Совы ты тоже Кролик».
– Что всё это значит? – спросил Иа.
Кролик объяснил.
– А в чём дело с её старым домом?
Кролик объяснил.
– Мне никогда ничего не рассказывают, – сказал Иа. – Никто меня не информирует. В будущую пятницу, по моим подсчётам, исполнится семнадцать дней с тех пор, как со мной в последний раз говорили.
– Ну, семнадцать – это ты преувеличиваешь…
– В будущую пятницу, – пояснил Иа.
– А сегодня суббота, – сказал Кролик, – значит, всего одиннадцать дней. И, кроме того, я лично был тут неделю назад.
– Но беседа не состоялась, – сказал Иа. – Не было обмена мнениями. Ты сказал «Здорово!» и промчался дальше. Пока я обдумывал свою реплику, твой хвост мелькнул шагов за сто отсюда на холме. Я хотел было сказать: «Что? Что?» – но понял, конечно, что уже поздно.
– Ну, я очень спешил.
– Должен говорить сперва один, потом другой, – продолжал Иа. – По порядку. Иначе это нельзя считать беседой. «Здорово!» – «Что, что?» На мой взгляд, такой обмен репликами ничего не даёт. Особенно если когда приходит ваша очередь говорить, вы видите только хвост собеседника. И то еле-еле.
– Ты сам виноват, Иа. Ты же никогда ни к кому из нас не приходишь. Сидишь как сыч в своём углу и ждёшь, чтобы все остальные пришли к тебе. А почему тебе самому к нам не зайти?
Иа задумался.
– В твоих словах, Кролик, пожалуй, что-то есть, – сказал он наконец. – Я действительно пренебрегал законами общежития. Я должен больше вращаться. Я должен отвечать на визиты.
– Правильно, Иа. Заходи к любому из нас в любое время, когда тебе захочется.
– Спасибо, Кролик. А если кто-нибудь скажет Громким Голосом: «Опять Иа притащился!» – то ведь я могу и выйти.
Кролик нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
– Ну ладно, – сказал он, – мне пора идти. Я порядком занят сегодня.
– Всего хорошего, – сказал Иа.
– Как? А, всего хорошего! И если ты случайно набредёшь на хороший дом для Совы, ты нам сообщи обязательно.
– Обещаю, – сказал Иа.
И Кролик ушёл.
Пух разыскал Пятачка, и они вдвоём побрели снова в Дремучий Лес.
– Пятачок, – застенчиво сказал Пух, после того как они долго шли молча.
– Да, Пух!
– Ты помнишь, я говорил – надо сочинить Хвалебную Песню (Кричалку) насчёт Ты Знаешь Чего.
– Правда, Пух? – спросил Пятачок, и носик его порозовел. – Ой, неужели ты правда сочинил?
– Она готова, Пятачок.
Розовая краска медленно стала заливать ушки Пятачка.
– Правда, Пух? – хрипло спросил он. – Про… про… тот случай, когда?… Она правда готова?
– Да, Пятачок.
Кончики ушей Пятачка запылали; он попытался что-то сказать, но даже после того, как он раза два прокашлялся, ничего не вышло. Тогда Пух продолжал:
– В ней семь строф.
– Семь? – переспросил Пятачок, стараясь говорить как можно небрежнее. – Ты ведь не часто сочиняешь Кричалки в целых семь строф, правда, Пух?
– Никогда, – сказал Пух. – Я думаю, что такого случая никогда не было.
– А Все-Все-Все уже слышали её? – спросил Пятачок, на минуту остановившись лишь затем, чтобы поднять палочку и закинуть её подальше.
– Нет, – сказал Пух. – Я не знаю, как тебе будет приятнее: если я спою её сейчас, или если мы подождём, пока встретим Всех-Всех-Всех, и тогда споём её. Всем сразу.