Когда сеньоръ Ферминъ заговорилъ съ донъ-Луисомъ о Рафаэлѣ, молодой сеньоръ тотчасъ же согласился взять его къ себѣ на службу. Онъ уже слышалъ объ этомъ юношѣ, считаеть его однимъ изъ своихъ (и говоря это, онъ принималъ покровительственный тонъ владыки) и помнитъ о томъ ужасѣ, который онъ нагонялъ на таможенную стражу.
— Я возьму тебя на мою ферму Матансуэла, — рѣшилъ онъ, ласково хлопнувъ по плечу Рафаеля. — Мой теперешній смотрителъ полуслѣпой старикгь, надъ которымъ поденщки смѣются. А вѣдь извѣстно, что такое рабочіе — это скверный народъ. Съ ними необходимо имѣть хлѣбъ въ одной рукѣ, а палку въ другой. Мнѣ нуженъ такой человѣкъ какъ ты, который ихъ всѣхъ заткнулъ бы себѣ за поясъ и заботился бы о моихъ интересахъ.
И Рафаэль поселился на мызѣ, являясь въ виноградникъ только, разъ въ недѣлю, когда онъ ѣздилъ въ Хересъ, чтобы дѣлатъ докладъ хозяину о дѣлахъ въ имѣніи. Но въ городѣ ему часто приходилось разыскиватъ дона-Луиса въ квартирѣ какой-нибудь изъ его «дамъ». Онъ принималъ здѣсь своего управителя, лежа въ постели, рекомендовалъ ему «твердость» въ обращеніи съ лѣнтяями-поденщиками, и совѣтовалъ всѣхъ ихъ «заткнутъ себѣ за поясъ».
Несмотря на эти, высказываемыя донъ-Луисомъ «идеи», донъ-Пабло терпѣть не могъ своего двоюроднаго брата, считая, что онъ лишь позорить ихъ семью. Этотъ родственникъ, повторявшій въ своемъ образѣ жизни скандалы и кутежи маркиза Санъ-Діонисіо, былъ очень неудобенъ для фирмы, вызывавшей къ себѣ всеобщее уваженіе. Бѣда эта усиливалась еще присутствіемъ въ домѣ Дюпоновъ двухъ дочерей маркиза, Лола и Мерседесъ. Ихъ крайне легкомысленное поведеніе приводило въ отчаяніе дону-Эльвиру. Наконецъ, одинъ изъ поклонниковъ дѣвушевъ поспѣшилъ посвататася къ Лола, точно боясь, что она ускользнетъ отъ него.
Свадьба эта явилась освобожденіемъ для обѣихъ сестеръ. Незамужняя переѣхала жить къ замужней, и вскорѣ въ домѣ мужа онѣ ввели тѣ же обычаи и нравы, которыхъ онѣ придерживались въ домѣ Дюпововъ. Мерседесъ проводила ночь за рѣшеткой окна въ интимныхъ бесѣдахъ со своими ухаживателями: ея сестра сопровождала ее, и говорила съ другами, чтобы не терятъ времени попусту. Мужъ протестовалъ, но и жена и ея сестра негодовали на то, что онъ осмѣливается подобныя невинныя развлеченія ихъ толковать оскорбительно для ихъ цѣломудрія.
Сколькоо горя причинили эти двѣ «маркезиты», ихъ называли въ городѣ, — строгой доньѣ-Эльвирѣ!.. Незамужняя, Мерседесъ, бѣжала съ богатымъ англичаниномъ. Время отъ времени о ней доходили неопредѣленные слухи, заставлявшіе блѣднѣть отъ бѣшенства благородную сеньору. To ее видѣли въ Парижѣ, то въ Мадридѣ, ведущей жизнь элегантной «кокотки». Она часто мѣняла своихъ покровителей, которыхъ въ изобиліи привлекала къ себѣ своею красотой. Къ тому же на нѣкоторыхъ изъ нихъ производилъ немалое впечатлѣніе ея титулъ маркизы де-Санъ-Діонисіо, и дворянская корона, которою она украшала ночныя свои рубашки и простыни постели, посѣщаемой столь же усиленно, какъ и панель людной улицы.
Вдова Дюпона чутъь не умерла оть стыда, узнавъ обо всѣхъ вещхъ вещахъ. Господи Боже, для этого-то появились на свѣть знаменитые члены ихъ рода, — вице-короли, архіепископы и генералы, которыхъ короли награждали титулами и имѣніями!.. Чтобы вся ихъ слава служила лишь рекламой женщинѣ дурного поведенія!.. И все-таки еще Мерседесъ оказалась лучшей изъ двухъ сестерѣ! По крайней мѣрѣ, она хоть бѣжала, чтобы не позоритъ свою семью въ родномъ ихъ городѣ, и если она и жила въ грѣхѣ, то лишь только съ людьми всегда приличными, занимавщими извѣстное положеніе въ свѣтѣ. Но младшая, замужняя, эта, казалось, имѣла въ виду погубитъ всѣхъ своихъ родныхъ, покрывъ ихъ позоромъ. Послѣ бѣгства Мерседесъ семейная жизнь Лолы превратиась чисто въ адъ. Мужъ ея терзался ревностію, онъ не зналъ, кого считать своимъ соперникомъ, такъ какъ Лола стала обращаться со всѣми одинаково развязно, словно всѣмъ предлагая себя своими взглядами. Домашнія исторіи были безпрерывны, скандалы стали такими невыносимыми, что, наконецъ, мужъ счелъ нужнымъ переѣхать къ своимъ родителямъ, и «маркезита» зажила одна во все свое удовольствіе. Кутежи, шумъ, драки, пьяныя ласки, которыя она мелькомъ видѣла въ родительскомъ домѣ, привлекали ее съ атавистической силой и она отдавалась имъ безъ всякаго угрызенія совѣсти, точно продолжая семейную традицію. Въ своихъ вочныхъ экскурсіяхъ, идя подъ руку съ торговцемъ свиньями, который въ ту пору пользовался временнымъ ея расположеніемъ, она иногда встрѣчалась съ Луисомъ Дюпономъ и его веселой свитой, и они кутили и напивались всѣ вмѣстѣ.
Послѣдней любовью «маркезиты» былъ курносый атлетъ, торговецъ свиньями, съ которымъ она жила въ предмѣстъи Хереса; какая-то тайная привлекательность этого сильнаго самца всецѣло порабощала ее. Она гордилась имъ, и хотя, случалось, иногда и уходила отъ него на нѣсколько дней, но возвращалась всегда сама, и тогда весь кварталъ слышалъ крики «маркезиты», которую ея возлюбленный таскалъ за волосы и билъ.
Богатыя и благочестивыя семьи, состоявшія въ узахъ родства съ Санъ-Діонисіо, говорили съ покорностью: — Должно быть, она сумасшедшая. Но не могли покорится Дюпоны, — донъ-Пабло и его мать, — которые всякій разъ, когда они встрѣчали на улицѣ Лола съ ея рыжими волосами и наглой улыбкой, возвращались домой смущенные и въ самомъ ужасномъ настроеніи духа. Они уѣзжали на долгое время изъ Хереса въ Марчамалу, чтобы избѣжать встрѣчи съ маркезитой и съ людьми, говорившими объ ея эксцентричностяхъ.
Блаігодаря продолжительному пребыванію своему въ Марчамалѣ Дюпонъ наконецъ, привелъ въ исполненіе давнишнее свое намѣреніе, выстроивъ вмѣсто стараго зданія красивый и роскошный новый домъ для своей семьи. Но онь не перестроилъ жилище для виноградарей, и сохранилъ старую людскую, почернѣвшую отъ дыма, въ которой спали поденщики.
III
Когда дюжина собакъ, которыхъ держали на фермѣ Матансуэла, — борзыя, дворняжки и таксы — чуяли въ полдень приближеніе смотрителя, онѣ привѣтствовали его громкимъ лаемъ, и когда дядя Антоніо, извѣстный подъ прозвищемъ Сарандилья, выходилъ къ воротамъ навстрѣчу Рафаэлю.
Старикъ былъ прежде, въ теченіе долгихъ лѣтъ, смотрителемъ фермы. Его взялъ къ себѣ на службу еще отецъ веселаго донъ-Луиса, но этотъ послѣдній, желавшій окружатъ себя лишь молодыми людьми, а также въ виду старости и плохого зрѣнія Сарандильи, замѣнилъ его Рафаэлемъ. Еще благодареніе Богу, какъ говорилъ дядя Антоніо со своъ крестьянскимъ смиреніемъ, что хозяинъ не послалъ его собирать милостыню по большимъ дорогамъ, а позволилъ жить на фермѣ съ женой, съ тѣмъ однако, чтобы она присматривала за домашней птицей, а онъ помогалъ въ уходѣ за поросятами.
Два инвалида борьбы съ землей не имѣли другого просвѣта въ тяжеломъ своемъ положеніи, какъ только хорошее отношеніе къ нимъ Рафаэля. Только доброта новаго смотрителя облегчала ихъ участь. Дядя Сарандилья проводилъ цѣлые часы, сидя на одной изъ скамеевъ у воротъ, устремивъ взглядъ своихъ помутнѣвщихъ глазъ въ поля съ безконечными ихъ бороздами, И смотрителъ не укорялъ его за старческую лѣнь. Старуха любила Рафаэля, какъ родного сына. Она присматривала за его бѣльемъ и обѣдомъ, а онъ платилъ ей подарками за ея услуги. Рафаэль по добротѣ и красивой наружности своей походилъ на единственнаго ихъ сына, который умеръ, въ бытность свою солдатомъ, въ Кубѣ. Сеньора Эдувихисъ часто бранила мужа за то, что, по ея мвѣнію, онъ не былъ достаьочно любезнымъ и предупредительнымъ относительно Рафаэля. Прежде чѣмъ собаки возвѣщали лаемъ о его приближеніи, она слышала топоть его лошади.
— Скорѣй, — кричала она своему мужу, — ты развѣ не слышишь, что ѣдеть Рафаэль? Бѣги, подержи ему стремя.
Пока старикъ это дѣлалъ, а затѣмъ уводилъ лошадь въ конюшню, Рафаэль весело направлялся въ кухню къ Эдувихисъ и спрашивалъ, что ему дадть сегодня въ обѣду. Они садились втроемъ за столъ, и Сарандилья бросалъ жадный взгдядъ на бутылку съ виномъ, къ которой онъ протягивалъ дрожащія руки. Это была роскошь, введенная въ обычай Рафаэлемъ, такъ же какъ и сигары, которыя двое мужчинъ медленно выкуривали послѣ обѣда, говоря о работахъ на фермѣ. Смотритель разсказывалъ о поѣздкѣ на пастбища дона-Луиса, гдѣ зимовали стада — коровы и кобылы фермы. За ними присматривали пастухъ и два подпаска, получавшіе всѣ втроемъ поденную плату лишь въ двѣ песеты, а ихъ попечѣнію было довѣрено восемьсотъ коровъ и сто быковъ, стоящіе сотни тысячъ песетъ! Рафаэль удивлялся честности, кротости и добротѣ этихъ бѣдныхъ людей. Сарандилья подтверждалъ мысли, высказанныя Рафаэлемъ. Дѣйствительно, наиболѣе честные люди, это — бѣдняки. И ихъ еще боятся, считаютъ ихъ дурными?!. Онъ ставитъ ни во что честность городскихъ сеньоровъ.