Если обслуживание клиента – это искусство, то слепая дегустация смотрелась как выступление фокусника. В одном видео Вероник поднялась на сцену под звуки щелкающих фотокамер и подплыла к столу, на котором в ряд стояло четыре бокала – в каждом по нескольку глотков вина. Она протянула руку к белому и нырнула носом в бокал. Затаив дыхание, я приникла к экрану. У Вероник было всего 3 минуты на то, чтобы полностью разложить аромат вина на составляющие и точно определить напиток. В мире более 50 стран производят вино, возраст некоторых бутылок достигает 200 лет, и только во Франции насчитывается более 340 разных апелласьонов; производители используют свыше 5000 сортов винограда для получения практически бесконечного многообразия сочетаний. Навскидку – умножили, прибавили, держим три в уме – получается непостижимое количество различных комбинаций. Но бесстрашная Вероник безошибочно оттарабанила полную характеристику шенен-блан 2011 года из индийского штата Махараштра – так легко, словно диктовала маршрут проезда к собственному дому.
Сказать, что я была поражена, – ничего не сказать. До сих пор мне казалось, что настолько острым обонянием обладают лишь минно-разыскные немецкие овчарки. Я и эти сомелье как будто существовали на противоположных полюсах: мое существование протекало в сенсорной депривации, а они только и делали, что совершенствовали свое умение чувствовать. Возникло ощущение, что какая-то часть жизни проходит мимо меня. Сидя перед экраном компьютера и глядя, как эти люди безостановочно нюхают вино, я твердо решила выяснить, какая именно.
* * *
Я журналист по образованию и личность типа А по натуре, поэтому исследование начала единственным известным мне способом: читала все, что нашлось по данной теме, забрасывала электронными письмами известных и неизвестных сомелье, без приглашения появлялась в разных местах – просто посмотреть, кого я там встречу.
Первый вечер в компании нескольких нью-йоркских сомелье закончился нехорошо. Для начала я заявилась на слепую дегустацию в офис одного дистрибьютора, где тяпнула несколько бокальчиков вместе с судьями, попробовала около десятка вин в честь наступления зимы, потом хвостом потянулась за всеми в гостиничный бар за очередной порцией выпивки, затем пропустила ужин ради того, чтобы разделить бутылочку шампанского с одним настойчивым сомелье, которого вдруг обуял приступ жажды. После чего, едва доковыляв до собственного унитаза, немедленно выплеснула в него все содержимое желудка.
Следующим утром, когда я, разлепив один глаз, гуглила «средство от похмелья», пришло сообщение от того парня, который прошлым вечером заказывал «игристое». На открывшейся фотографии он радостно демонстрировал выстроенные перед ним рядочком шесть бутылок вина. Он собирался их дегустировать. Опять.
Урок первый: эти люди неугомонны.
Я перерыла уйму книг и журналов, чтобы понять, как стать кем-то вроде Вероник, но это круглосуточное рвение сильно отличалось от всего прочитанного. В литературе жизнь людей, имеющих отношение к вину, выглядит чистым сибаритством: изысканные мужчины (потому что традиционно работа сомелье считается мужской) пьют изысканное вино из изысканных бутылок в изысканной обстановке. Тяжкий труд в их понимании – это заставить себя выпить бутылку бордоского младше десяти лет. «Вспоминая свою первую поездку в долину Луары, я вижу молодого человека, вынужденного мириться с неудобствами, которые сегодня перенес бы гораздо с большим трудом», – пишет в своих мемуарах «Приключения на винном пути» (Adventures on the Wine Route) известный виноторговец Кермит Линч. Что же за неудобства ему пришлось пережить? Он «летел из Сан-Франциско в Нью-Йорк, там пересел на самолет до Парижа, где взял автомобиль напрокат и на нем добрался до Луары». Quelle horreur![1]
Но чем больше времени я проводила с сомелье – дело дошло до распития спиртных напитков поздними вечерами в чужих квартирах, – тем больше меня увлекала их неформальная, не описанная ни в одном официальном источнике субкультура. Для профессии, которая внешне выглядит сплошным удовольствием, нынешнее поколение сомелье подвергает себя немыслимым испытаниям. Они до позднего вечера на ногах, рано просыпаются и штудируют энциклопедии о вине и виноделии, днем практикуются в декантации, по выходным участвуют в соревнованиях и немногие оставшиеся минуты уделяют сну – или, скорее, грезам о редкой бутылочке рислинга. По словам одного сомелье, это все равно что «кровавый спор со штопором в руках». Некоторые говорили, что «болеют» вином. Более яркого примера мазохистского гедонизма я не встречала.