Растяжимых созвездий шатры...
Сквозь эфир десятично означенный
Свет размолотых в луч скоростей
Начинает число, опрозраченнмй
Светлой болью и молью нулей.
И за полем полей поле новое
Треугольным летит журавлем,
Весть летит светопыльной обновою,
И от битвы вчерашней светло.
Весть летит светопыльной обновою:
Я не Лейпциг, не Ватерлоо,
Я не Битва Народов, я новое,
От меня будет свету светло.
Аравийское месиво, крошево,
Свет размолотых в луч скоростей.
И своими косыми подошвами
Свет стоит на сетчатке моей...
Неподкупное небо окопное
Небо крупных оптовых смертей
За тобой, от тебя целокупное,
Я губами несусь в темноте...
Для того ль должен череп развиться
Во весь лоб - от виска до виска
Чтоб в его дорогие глазницы
Не могли не вливаться войска?..
Мыслью пенится, сам себе снится
Чаша чаш и отчизна отчизне,
Звездным рубчиком шитый чепец,
Чепчик счастья - Шекспира отец...
Ясность ясеневая, зоркость яворовая
Чуть-чуть красная мчится в свой дом,
Точно обмороками затоваривая,
Оба неба с их тусклым огнем...
Для того заготовлена тара
Обаянья в пространстве пустом,
Чтобы белые звезды обратно
Чуть-чуть красные мчались в свой дом?
(Февраль-март 1937 г.)
Человек может расширить до бесконечности свой слух, свое зрение, даже ощущение своего тела, он может стать существом космическим уже сейчас, находясь в пределах земли. Наш глаз не различает ультрафиолетового излучения, наш слух не слышит ультразвука, мы не можем видеть многие реально существующие вещи, скажем, четвертое измерение, четвертую пространственно-временную координату вселенной. Не можем видеть вполне реальное искривление пространства и времени, открытое общей теорией относительности. С этим не мирится литература. Она создает свои модели мироздания, видимые, слышимые и воспринимаемые человеком, безгранично расширяющие пределы его восприятия.
Космическая тема современной литературы - это Прежде всего грандиозный проект космической переориентации человека. Слово предвосхищает ту грандиозную космическую одиссею, которую предстоит пережить человечеству уже в ближайшее время. Слово отрывает человека, пребывающего в комнате, и дает ему возможность почувствовать все, что ощущает космонавт в невесомости и в безграничном пространстве. Слово призывает человека: оглянись на себя, посмотри, все ли твои возможности использованы. Слово дарит человеку бесконечное пространство и бесконечное время всего мироздания.
Справедливо пишет Леонид Леонов в романе "Мироздание по Дымкову": "Мирная вчерашняя вселенная, где благовоспитанные Фламмарионовы шарики, арифметично курсировавшие по школьным орбитам, в начале ХХ века вдруг сорвались и бешено понеслись куда-то, - кто знает, сколько ещё раз предстанет эта Вселенная перед потомками в совсем немыслимой перспективе"."Инопланетянин" Дымков после посещения планетария рисует "пальцем по свежевыпавшему снежку" тот образ "звездной механики", который в принципе знаком каждому человеку, имеющему представление о теории относительности и современной космогонии. По сути дела, это знаменитый световой конус мировых событий, сфера Шварцшильда и многие другие наглядные чертежи, передающие движение во вселенной со скоростью света. "Чертеж состоял из кинокаскадной серии равнобедренных треугольников, которые, вонзаясь вверх острием, в каждом кадре постепенно сплющивались по меридиану вплоть до исчезновения на некоем критическом рубеже, после чего, претерпев геометрический перекувырк и постепенно восстанавливаясь в прежней форме, замедляли свой бег уже острием назад, в зеркально обратном начертании". Вот она, уже знакомая читателю чаша Джемшид, чаша Грааля, световой конус мировых событий.
Доктора философских наук Ю. Школенко, критикуя в книге "Космический век" теорию метакода, сообщает множество любопытных подробностей, на мой взгляд, только подтверждающих правильность моего пути. Приведу эти высказывания полностью:
"За рубежом да и у нас в стране предпринимаются попытки связать некоторые феномены общественного сознания, особенно культуру и искусство, с естественными феноменами во Вселенной, сопоставить нащупываемые наукой законы эволюции Вселенной с законами человеческого мировосприятия, образного мышления, подсознания. Задача на первый взгляд недостижимая, но в принципе не лишенная смысла, тем более что древняя идея единства космоса и человека, макро - и микрокосма, признается и обосновывается современными космологами.
К сожалению, подчас эта задача решается на уровне умозрительных построений, по сути дела, идеалистических и граничащих с мистикой. Например, американский физик Хейнц Пейджелс полагает, что единый "космический код", представляющий собой некое "послание", управляет не только естественными процессами во Вселенной, но и социально-культурными процессами в человеческом обществе. Существует ли "космический код", разумеется, не в виде "послания" от внематериального субстрата, то есть бога, а "встроенный" материей в самое себя, сказать пока трудно. Но вот генетический код, относящийся к биологической ступени движения материи, существует бесспорно. Проникновение в тайну генетического кода, программирующего развитие всего живого на Земле, конечно, может приоткрыть завесу ещё более грандиозной тайны - возникновения живого из неживого... Этот процесс, как показывают последние данные астрофизики и земной планетологии, явно имеет не только земные, но и космические истоки. Однако считать запрограммированным этим генетическим кодом, в свою очередь ведущим начало от "космического кода", развитие разума и культуры на Земле было бы ошибочным. Социальные процессы имеют собственную природу и собственные закономерности-те самые закономерности, основу которых составляют коллективность и орудийная деятельность, о чем мы уже говорили и что снимает мистическую тайну с процесса превращения живого в разумное.
А между тем вот какие, например, изыскания в области космоса и культуры проводит профессор из Лилльского университета Б. Же (Франция). Анализируя сказки Пушкина (о попе и его работнике Балде, о мертвой царевне и семи богатырях, о золотом петушке и о царе Салтане), он усматривает в них "космическую ось социальности", которая, если она разрушается (скажем, отказ царя отдать звездочету шемаханскую царицу в благодарность за золотого петушка), ведет к гибели разрушителя. Профессор Же верно замечает, что всякая сказка уходит корнями в первобытное сознание, но само это сознание, по его мнению, уходит ещё дальше - во все ту же "космическую ось", существа которой он не определяет. Собственно говоря, сам Пушкин оказывается здесь ни при чем, хотя подлинно космические мотивы, уже упоминавшиеся нами, были присущи его творчеству.