Глава 7
Вот так время повернулось для нас вспять, почтенные доктора.
И хотя стоял 1338 год, мы снова оказались без права на профессию, как в те времена, когда я еще не была замужем и мне не разрешали лечить больных.
Кроме того, у нас появилось много врагов. А наши комнаты были полны больных, лечить которых мы не имели права.
Я посмотрела на Паскуале: моего одинокого, немногословного товарища, принимавшего все, что приносила судьба. У него были привыкшие к труду руки и сердце того, кто видит будущее. Того, кто знает, как подарить сломанным вещам последний шанс на жизнь.
Вот уже несколько лет, как мы работали бок о бок. Его волосы подернулись сединой, мышцы были уже не такие сильные, но все еще подтянутые, собранные. В глазах читалось сочувствие.
Руки его находились в вечном движении. Они летали над ранами, бинтовали, оперировали больных. Когда он накладывал швы, то всегда добавлял к болеутоляющим средствам доброе слово. Он говорил: «Не волнуйся, смотри за горизонт, смотри, как бурлит море». Он был внимателен, заботлив, терпелив.
Он нисколько не утратил любопытства к человеческой природе, сохранял любовь к молитве, умел удивляться муравьям. В чертах его лица читалось достоинство. Он был прекрасен.
Паскуале всегда аккуратно подстригал бороду, увлажнял ее ароматическими маслами и померанцевой мазью. Одевался по-прежнему просто: туника, подвязанная фартуком из конопляной ткани, который он оттирал от пятен камнями и вулканической пылью. Для него не было мужской и женской работы. Он стирал белье точно так же спокойно, как колол дрова. Готовил еду и в то же время ухаживал за животными. Женщинам он помогал ткать, а мужчинам — рыбачить. Рано утром он выходил к колодцу Гаммазиты[12], чтобы набрать воды. И возвращался с полными бурдюками, не задумываясь о том, что он, по сути, был единственным мужчиной среди многочисленных матерей.
Руки сгодятся на все, говорил он, женскую работу придумали мужчины. И точно так же он не возражал, когда я занималась какой-то мужской работой.
Мы вместе занимались, изучали тексты, лечили, любили друг друга. Мы оба были сиротами и отшельниками. Вместе мы схоронили нашего сына под боярышником.
И что же теперь делать? Как нам спасти госпиталь?
Комнаты были заполнены больными. Чесоточными детьми, беременными женщинами, старыми и молодыми, нормальными и умалишенными. После долгого голода появилось много изможденных стариков, а дороги заполнились больными загадочной хворью, которую прозвали огнем святого Антония.
Священники задавались вопросами. Отчего прицепилась эта хворь? Не оттого ли, что Паскуале Де Медико накликал беду, заморив его величество короля Федериго? Не из-за него ли Господь воинств послал нам это искупление? Да, по его вине весь город потонул в дьявольской хвори.
Помимо прочего, больные часто падали оземь, охваченные непонятными судорогами, или же на их членах появлялись язвы. У многих были видения и галлюцинации. Кто-то утверждал, что слышит стоны призраков. Другой клялся, что небо обратилось в морскую пучину, а море стало небесной хлябью. Иные видели летающих тварей с раздвоенными хвостами и пылающими очами.
Больные прибывали целыми группами, их приводили родные, которые боялись подцепить хворь и не хотели держать их у себя. Лишь немногие, пошатываясь, приходили сами, одни, охваченные огненной горячкой.
Паскуале не заботили запреты и указы. Он не считался с угрозами, которые долетали до него из храма, не слушал проклятий: «Обрати на них свой гнев, Господи, да постигнет их кара твоя».
Он взялся изучать хворь.
— Наблюдай за ними денно и нощно, попробуем понять, что они едят, — сказал он мне.
Так мы и сделали, почтенные доктора.
Мы стали наблюдать за больными дни напролет и записывали все, что они ели. Сотни и сотни строк, которые мы перечитывали по вечерам, чтобы понять, есть ли связь между пищей и хворью.
Наконец, подозрения Паскуале подтвердились.
Было похоже, что все больные употребляли в пищу ржаной хлеб, и тогда Паскуале вспомнил, как проживал у монахов святого Антония, и те учили его промывать кишки тем, кто отравился пшеницей.
— Давай попробуем, — сказал он на рассвете.
И мы приготовили слабительное из листьев сенны, каскары и крушины.
Это помогло.
Все больные пошли на поправку. Симптомы спали. Видения исчезли, язвы зажили, судороги прекратились.
Не прошло и недели, как все выздоровели.
И в те дни, когда на небе зажигались весенние созвездия — Ворон, Гидра и Лев, — по Катании прошел крик: «Чудо! Еврей Паскуале сотворил чудо!»
12
Гаммазита — девушка из Катании, которая, по легенде, бросилась в колодец, чтобы не достаться французскому солдату. Колодец находится в Катании на улице Сан-Калоджеро.