– Во всяком случае, была бы не лишней, – ответил ей Алекс. – А ты?..
– Вероника, – сказала она. – Но лучше Ника.
Она протянула ему руку. Но он покачал головой:
– Я Алекс. Руку, извини, пожимать не буду – в смазке вся.
– Так у меня тоже, – улыбнулась Ника, показав ему черную от смазки ладонь. – Меня Ник послал механизмы в ограде проверять – что-то там опять клинит.
Они пожали друг другу руки.
– А Ник – это?.. – спросил Алекс.
– Никанор, – ответила Ника. – Он для краткости разрешает себя Ником называть.
– Понятно. То есть он Ник, а ты Ника?
– Ну да, – девушка улыбнулась. – Он поэтому меня чаще Вероникой зовет, чтобы другие не путались. Так что, тебе помочь? Я со всей своей работой давно уже справилась.
– Ну давай, – согласился он. – Только, слушай, а зачем тебе это?
– Честно? Я просто всегда хотела покопаться во внутренностях этого чуда механики. Но раньше он не ломался, а Ник меня к нему на километр не подпускал.
– А сейчас подпустил?
– А сейчас я не спрашивала. Но тебя же он сюда сам отправил, и паровоз, тем более, сломался. Так что, пока есть шанс, что бы им не воспользоваться?
Алекс улыбнулся. Это ему было очень знакомо. Похоже, эта Ника – тоже механик до мозга костей, как и он сам.
– Ну хорошо. Тогда вот здесь вот, смотри…
…Они провозились с починкой паровоза почти до самого вечера. Алекс с некоторым удивлением для себя заметил, что в семь часов вечера солнце еще и не собиралось садиться – ведь в Столице в любое время года день и ночь начинались строго в одно и то же время, а здесь, за ее пределами, смена времени суток осуществлялась так, как определила это Природа. И сейчас, летом, вечер наступать не спешил. А еще одной странностью, замеченной им в этот день, было само устройство железнодорожного ветерана. Похоже, что построен этот паровоз был еще в начале эры железных дорог – веке, может, в девятнадцатом. Но в конструкции этого чуда механики были некоторые существенные изменения, которые ну никак не могли относиться к этой эпохе.
Но на эту странность неожиданно пролила свет Ника – уже когда они закончили работу, отогнали паровоз к концу путей и отдыхали – Ника сидела на ступеньке, ведущей в кабину, а Алекс стоял рядом.
– Вот я так и знала, что революционеры пытались тут что-то усовершенствовать, – сказала Ника.
– Подожди, а ты знаешь что-то про этот паровоз? – спросил Алекс.
– Знаю, конечно! Ну, немного, на самом деле – то, что Шурка… Сандра, то есть, рассказывала, а остальное – собственные предположения. Она мне говорила, что этот ветеран первые революционеры нашли его где-то в туннелях под городом в ужасающем состоянии, починили его, как смогли, и приспособили для сообщения Столицы с окраинами. Раньше пути в разные стороны шли, а потом, не знаю, что уж там случилось, остался только этот один – наверное, только потому что здесь Ник живет. Ну а мне казалось всегда, что революционеры его не только починили, но и усовершенствовали, как могли. Не могли же они так просто все тут оставить? И, с учетом того, что сорок лет этот старичок проработал – они вполне неплохо его сделали.
– Ну, это да, – согласился Алекс. – Только не сорок лет, а тридцать девять с половиной.
– Полгода роли практически не играют, – сказала Ника. – Все-таки вы, страскорцы, очень любите все уточнять.
– Подожди, а ты, что, не отсюда? – изумился Алекс. За двадцать три года своей жизни он почти ничего не слышал о жителях других стран, от которых Страскор, а особенно Столица, были полностью отрезаны.
– Ну да, – кивнула Ника. – Хотя можно сказать, что я и отсюда… в общем, я уже четвертый год живу тут летом, а вообще, да, я из другой страны.
– Из той, где ученые живут? – уточнил Алекс.
– Нет, не из этой! – почему-то улыбнулась Ника. – Там Сандра живет. А я из России.
Про Россию Алекс не слышал вообще ничего. В Страскоре не существует науки географии как таковой. Там даже свою страну никто не изучает – да и зачем это тем, чьи судьбы уже расписаны от начала и до конца? Во всяком случае, по такой логике рассуждали законники. А между тем, многим жителям Страскора – в частности, Алексу – очень хотелось узнать побольше про свой мир и про свою страну.