Гарри снова повернулся к окну, глядя на светловолосого человека снаружи. Доктор Баум не торопил аврора, застыв в своем кресле терпеливо, как змея, выслеживающая добычу.
Гарри отвернулся от окна; в глазах у него была печаль.
- Могу я пойти к нему сейчас? - спросил он.
* * *
«Не следует, однако, забывать, что, несмотря на антропоморфный облик, наиболее близкий к человеческому из всех нечеловеческих существ, вейла человеком не является».
(Гомер О. «Вейлы: повадки, поведение, советы по содержанию в домашних условиях»)
«Вейлы лопают сердца»
(Народная поговорка)
Этот портрет, висевший в коридоре между столовой и кухней, царством домовых эльфов, никогда не разговаривал. Собственно, многие портреты были сущими молчунами, но на памяти Драко почти все, кроме Балтазара де Малфоя, угрюмого сорокалетнего колдуна со свернутым на сторону носом, хоть несколько слов в полугодие да произносили.
Девушка с серыми глазами и серебристыми волосами ни разу не сказала ни слова. Драко часто стоял возле нее, смотря на картину с восхищением и с любопытством. Она была самой красивой; красивее леди Люсинды, леди Юлианы из галереи, леди Эммы из Малого Зала.
Даже когда родители объяснили ему, что это его прапрабабушка Доминика Альер, Драко все равно казалось, что это принцесса. Заколдованная принцесса.
«Вейла», - пренебрежительно говорила мама, когда отца не было рядом.
«А вейлы плохие?» - спросил как-то раз Драко, болтая ногами в высоком кресле; Люциус сидел и считал что-то в толстой и скучной книге, заполненной черными и красными червяками цифр.
Однажды Драко порвал в ней листок, и папа рассердился.
«Что? - переспросил отец. - Нормальные они. Хорошие… Иди, играй».
«А вейла может быть принцессой?» - не отставал Драко.
«Нет… Драко, иди к себе в комнату; папа поработает, и мы поедем кататься, хорошо?»
Драко слез с кресла и пошел к себе. У мамы он спрашивать про принцессу не стал - мама не любила Доминику, примерно так же, как тетю Аду. Потом, повзрослев, Драко понял, что мама просто-напросто ревновала отца. И медальон с портретом вейлы - дань темным суевериям - она носила как приворотное средство.
Когда Драко было пять лет, он этот медальон «одолжил».
В 22, почти в 23 года он уже не помнил об этом случае - родители тогда ругались, было много шума, прозвучало даже страшное, грозное, пугающее своей непонятностью слово «клептомания». Но теперь, через семнадцать лет, Драко вспомнил.
Шкатулка была открыта, и все драгоценности матери лежали в беспорядке на столике. Драко полюбовался тем, как они искрятся, покатал по столику кольца, играя в квиддич, надел на голову диадему и закутался в отцовскую мантию - как римский император. Или король. Потом он взял медальон, раскрыл его…
- Привет! - сказала Она. - Поиграем? Только - тсс! Маме не говори!
Сначала медальон искала Нарцисса, потом к поискам присоединился отец, а затем и весь замок: домовые эльфы бегали по углам, заглядывая под кровати, диваны и в водосточные трубы. Но Ника научила Драко, как лучше спрятать ее.
Она была отличной подружкой, и с ней всегда было весело, и когда через пять месяцев ее все-таки обнаружили и стали отбирать, Драко ревел громче, чем ограбленный рыцарями дракон.
Потом это забылось. Забылись невидимые друзья, детство надежно скрылось за пеленой лет.
А теперь Драко встретился со своей «подругой» вновь.
* * *
Вейла знала о Драко все. Он о ней - ничего.
Она знала, зачем Драко носит с собой свернутую в булавочную головку струну от рояля и зачем ему вампирские клыки, сжатые чарами в запонку. Этот рохля не смог постоять за себя; ну что ж, она, вейла, сможет.
У рохли не было ни когтей, ни клыков; рохля без своей палочки вообще ни на что не был годен, и он не вызывал бы у нее ни капли интереса, если бы не…
Это «не» было черноволосым, сильным, отмеченным шрамами; словом, настоящим зверем. Этот зверь принадлежал Вейле, он был ее партнером; она завоевала его, она выбрала его - для с е б я.
И то, что е е самец почему-то выбрал Рохлю, сделало ее сердитой. Очень, очень сердитой.
Драко лежал с открытыми глазами - лампа в его комнате горела всю ночь - и ждал с ужасом, что Она вернется. Вернется, войдет в него, затопит разум, овладеет им - и он пойдет убивать, играя мелодию смерти и крови.
Она будет жить с тобой, - сказал доктор Оззи.