Когда ужас, в котором мы находились, стал свободно опускаться вниз, меня охватила настоящая паника. Не знаю, как там было в прошлый раз, но в этот все ощущения обострились минимум раз в пять.
- Том?
- Что?
Я повернул голову к Биллу, подмечая, какими огромными стали карие глаза. С ума сойти.
- Том, я люблю тебя!
Я изумлённо застыл, прекратив свои попытки возобновить крики, с которыми дышалось вроде бы легче. Билл заливисто засмеялся, а я с удивлением заметил, что его глаза задорно блестят. Капсула «прыгала», останавливалась, а близнец всё смеялся и смеялся, безумно и как-то свободно, словно его уже никакие оковы не держали, точно он не сидел заключённый в эту конструкцию, а сам свободно летел, оглушая своим смехом, даря потрясающие эмоции. В сознании билась мысль о том, что такого не было никогда: ни на концертах перед многотысячной толпой, ни когда я упоённо лгал, купаясь в, как мне тогда казалось, оригинальности своих слов, ни разу в жизни. Билл – моё всё, и я им обладаю сполна, он от меня никуда не денется, он моё. Моё, моё, моё.
Аттракцион остановился. Билл прекратил смеяться в тот же момент, когда конструкция замерла. Нас выпустили, и я почувствовал под ногами твёрдую опору, чувствовать которую мне хотелось меньше всего. Меня нещадно шатало, и не отпускало ощущение полёта. Так, наверное, до вечера будет. Во всяком случае, в прошлый раз это состояние сохранялось долго. Вот только сейчас я был абсолютно опьянён коктейлем счастья, который мгновенно вскружил голову.
Когда мы относительно выровнялись, Билл уцепился за мои плечи, а я поймал его руки. И это было нужно, чтобы не упасть в следующую секунду - моя единственная опора, чтобы не потерять ту самую следующую секунду удивительной жизни, совершенно безумной, полной и такой насыщенной. Билл внимательно вглядывался в мои глаза, а на его лице снова появлялась улыбка, открытая и искренняя. Мне так хотелось его поцеловать, тело охватил какой-то зуд от невозможности это сделать.
- Я тебя тоже люблю.
Я притянул его к себе, постаравшись сделать это так, чтобы со стороны казалось, будто ноги меня держать отказываются. Кто-то посмеивался над моим состоянием, кто-то смотрел с сочувствием. А я просто ловил все эти взгляды, впитывал в себя окружающую жизнь, настоящую, без ужасных масок, которые когда-то сковывали наш мир, без цепей. Во мне бушевала яркими красками сама Свобода.
- Может, ты от меня отлепишься? На нас смотрят, - прошептал Билл и с некоторым усилием отстранил меня от себя.
Знаете, как выглядит моё счастье? Оно лучится тёплым солнечным светом осени, моё счастье красочное, его нельзя затмить, потому что я нахожусь рядом с моим солнцем, и между нами никакие облака проплыть не могут, мы слишком близко.
***
Ни в чём нельзя быть уверенным? И это ерунда когда-то посещала мои мысли? Разорвите эти кадры, чёрт возьми.
- Эта песня тогда действительно была недоработана.
Билл рылся среди своих листов, выискивая ту самую песню, которую когда-то вырвал из моих рук, так и не дав вдуматься в её смысл. Сегодня я считал себя самым ярким представителем глупцов, которые не врубаются, что живут в соседстве с чем-то весьма и весьма заметным.
- Я всё равно не догоняю, как так вышло.
Я обращался к этой фразе разными словами уже около получаса. А Билл терпеливо придумывал ответы, иногда откровенно надо мной издеваясь.
- Том, смотри, у меня есть мышцы на руках?
Брат согнул руку в локте, демонстрируя мне что-то щупленькое.
- Ты мне песню обещал показать.
- Смотри!
- Ну…
- А у тебя?
- Да-а-а! - я немедленно выставил на обозрение правую руку.
- А тебе, случаем, не знакомо выражение «сила есть, ума не надо»?
Билл поспешил съехать с кровати, но я его поймал за ногу, принимаясь затягивать обратно. Он смеялся и изворачивался, потряхивая в воздухе листом с текстом.
- Песня! Том, песня!
- Фас, Билл! Фас! – в тон ему крикнул я, до колен стягивая и без того слабо висящие на бёдрах джинсы.
- Том!
Брат дёрнулся, и я позволил ему скатиться на пол.
- Ты бы себя видел.
Я зашёлся в хохоте, наслаждаясь растрёпанным видом брата. Он начал поправлять волосы, потом схватился за норовящие окончательно свалиться штаны. Вот я осёл!
Пока Билл стоял в раздумьях на тему того, за что ему взяться в первую очередь, я схватил камеру, валявшуюся рядом в кресле. Всё-таки не зря мы дурью маялись, вот и пригодилась эта игрушка. Близнец вскрикнул, увидев, что объектив направлен на него, и стал натягивать джинсы.
- Секси-Билл, - пропел я, с удовольствием наблюдая за братом. – Разденься, детка!
- Да пошёл ты!
Билл справился с джинсами и отвернулся, перейдя к волосам. Да уж, нелегко ему с дрэдами приходится.
- Сниму их к чёртовой матери! – ругался Билл, распутывая волосы. – Том, помоги!
- Снять дрэды?
Билл фыркал и дёргал себя за свободные прядки, а я тихо посмеивался над ним, уже планируя, при каком случае буду шантажировать близнеца этим видео.
- Знаешь, кто ты, Том? – возопил Билл, собрав дрэды в ужасный по своему виду хвост.
- Самый лучший, самый красивый, самый понимающий, самый важный, самый…
Билл вырвал из моих рук камеру и повалил меня на кровать. Я смею надеяться, что он целовал меня не с целью заткнуть. Брат ласкал языком мои губы, полностью взяв инициативу на себя. Я же не предпринимал никаких попыток ответить, только позволял ему вылизывать мой рот, стуча пирсингом по зубам и постоянно задевая мой язык своим, вызывая стайку мурашек, непременно пробегающих по всему телу. В конце концов, он добился от меня действий, раздразнив окончательно. Я бродил руками по спине брата, вжимал его в себя, засасывая губы, последнее время не знающие никакого блеска с его приторной сладостью.
- Песню читать будешь? – спросил Билл, оторвавшись.
- Ага.
Я выполз из-под Билла и дотянулся до листа. Текст практически не изменился с моего первого беглого чтения, были сделаны кое-какие добавления, от чего смысл становился ясным, как день.
- А ты уверен, что строчка «я люблю своего брата» не слишком откровенная?
- А ты уверен, что я добивался не откровения?
***
Мы сидели на высоких стульях у барной стойки. На танцполе развлекались Георг, Аннет и Густав, подцепивший какую-то девушку. Картина была самой обычной, напоминающей те моменты жизни, когда не требовалось ничего исправлять.
Недалеко крутился Ник, который заметил нас минут десять назад, но подходил почему-то только сейчас.
- Снова не ловится рыбка?
Билл игриво посмотрел на меня, предупреждая этим взглядом о нашем уговоре. Не лгать вообще - невозможно. Есть такое понятие, как ложь во спасение, а также несущественное изменение подробностей, чтобы рассказывать было поменьше, когда спешишь… Есть много чего, но неповторимое умение избегать этого очень ценно.
- Да рыбка как бы давно поймалась. И надолго.
Ник удивлённо поднял брови, не ожидая от меня такого ответа. А в моей жизни вообще были серьёзные отношения?
- И где же рыбка?
Мы с братом синхронно принялись крутить головами в поисках «рыбки».
- Да совсем рядом, - легко произнёс Билл.
Ник улыбнулся, быстро обведя глазами танцпол.
- Тогда я отваливаю, - парень ничуть не разочаровано улыбнулся. - Бывайте!
- Не врать легче, - задумчиво сказал Билл и скользнул рукой по моему запястью.
Какой бы ни была ложь, от неё можно избавиться. Пусть это будет резко, пусть это многое разделит, разобьёт. Но избавиться от вранья реально. Такой цели хочется добиваться, если ты способен оценить все открывающиеся перспективы, если ты хочешь, чтобы внутри царили светлые чувства, а чаша ощущений всегда была полна.
***
- Том! – в комнату входит Билл.
- Чего?
- А я песню написал, называется «Виртуозы»…
10.08.09.-21.10.09.