— Бегите, я задержу их! За стеной река, копьеметалок нет, за городом в лесу — кони.
Голос мог принадлежать только Уэ-Уэтеотлю, но слова были произнесены… на русском языке! Впрочем, Никита не удивился, не было сил. Все же двухсекундная передышка позволила ему сосредоточиться на внутренних резервах, прийти в себя. Кровавая пелена перед глазами рассеялась, он оценил положение дерущихся, по кивку Такэды понял, что и тот слышал голос, и кинулся в схватку, выбирая момент, чтобы схватить валявшиеся на арене вещи: нервайлер, хардсан, вардзуни, транскоф. Еще через минуту ему это удалось, и в то же мгновение они с Такэдой бросились к двухметровой стене, отгораживающей стадион от реки, без труда перемахнули через нее и прыгнули в воду с высоты десятиэтажного дома. Уже на лету они услышали тот же четкий и даже веселый голос:
— Увидимся, Посланник!
Но и Сипактональ, вернее, вселенный в него, подал свой голос, полный жуткой уверенности в неотвратимости возмездия:
— У пок ти чаан кан мао кинтун!
Эту фразу они услышали, когда вынырнули в ста метрах от городской стены. Вода кипела от дротиков и копий, которые метали в беглецов сотни индейских воинов, но ни один из них не попал. Копья не долетали, а дротики почему-то отклонялись от цели, словно сносимые ураганным ветром.
Им не надо было плыть за город и ловить коней, у них был с собой транскоф, и беглецы воспользовались им, как только переплыли реку и укрылись в кустах, не дожидаясь погони. Чем руководствовался Никита, настраивая эрцхаор, Такэда не знал, но индикатор вывел их в мир бескрайнего болота, где не было засады, а это было главное…
Толя очнулся, оглядываясь. На пороге хижины стоял заспанный Сухов, поглаживающий усы и бородку, и с сомнением глядел на болото. Изрек, встретив взгляд Толи:
— И пошел Иван-дурак счастья искать… — Вспушил баки. — Никак не привыкну к бороде — чешется, проклятая, спасу нет. Чем бы побриться?
— Хардсаном, — предложил Такэда.
— Остришь? Остри, если больше ничего не умеешь. Я поел бы чего-нибудь и кофейку попил.
— Ни того, ни другого. НЗ ты просто забыл у индейцев, а «флягу» утопил в реке.
— У меня не шесть рук, а там плыть надо было. Долго я спал?
— Сутки и три часа. Ладно, иди умывайся перед завтраком, я тут кое-какой живности наловил и поджарил лазером.
— Надеюсь, это съедобно.
Такэда не ответил, а также не стал говорить, что «живностью» были четыре лягушки, похожие на огромных головастиков с жабрами. Сам он уже отведал блюдо, приготовил его старинным способом: закатал «головастиков» в толстый слой мокрой глины и продержал «пироги» под огнем лазера. Первый «пирог» он сжег, зато остальные удались на славу.
Про себя он вздохнул: НЗ сейчас пригодился бы как никогда.
Глава 2
Почему он нам помог?
Этот вопрос задал Такэда, когда они позавтракали — или пообедали? — и прогулялись к недалекой пузырящейся поверхности болота.
— Только не по просьбе Тааль.
Сам же инженер и ответил:
— Конечно, натура у нее двойственная — лед и пламя, но она и так много нам дала.
— Много — для жены Вуккуба и мало — для Наблюдателя, сторонника Собора Веера. — Никита достал из кармана подаренную жрицей заколку-муиски из золота — четырехглазого аллигатора, полюбовался и спрятал. — Хохха у тебя?
— Ничего, — покачал головой Толя, поняв смысл вопроса: Никита интересовался, нет ли вестей о Ксении.
Сухов сгорбился, помрачнел, ушел мыслями в себя.
— Если через пару дней вестей не будет, вернемся домой. Может быть, она уже на Земле.
«Вряд ли», — подумал Такэда, но вместо этого сказал:
— Как ты думаешь, Уэтль жив? И что он имел в виду, крикнув, что мы встретимся? Кстати, на русском языке.
— Это было прямое мысленное сообщение. Скорее всего наш сотник и есть тот самый маг, которого мы искали, иначе трудно объяснить все его действия и слова.
Такэда помолчал, переваривая услышанное, кивнул на плечо Никиты: