– Какая ты мудрая девочка, в твои-то годы, – искренне удивился Кирилл. – А родители у тебя строгие?
– Да, особенно папа. Они меня не всегда понимают, так как уже в возрасте. Я у них поздний ребенок. Я родилась, когда маме было 42 года, а папе – 45. – Кирилл заметил в детских словах нотки взрослых разговоров, ею услышанных, запавших в ее головку и теперь выдаваемых за свое мнение. – Но я все равно их очень люблю, хоть и обидно иногда, что у других девочек что-то есть, а мои родители считают, что это для меня рано или не нужно.
– Ну что, например?
– Например, компьютер. У всех моих подружек есть, а у меня нет. Папа говорит, что там много грязи, всяких вирусов и всего плохого, что мне еще рано, что если я буду сидеть за компьютером, то зрение испорчу и заработаю сколиоз. А мне все равно хочется иметь компьютер. Но папа пообещал, что если я хорошо закончу девятый класс, он мне на день рождения подарит.
– А когда у тебя день рождения?
– Девятого сентября. У меня – если цифрами дату рождения писать – то красиво получается 09.09.99. А у Вас когда?
– Это ж надо! А у меня 31 августа.
– Ой, уже совсем скоро. Выходит, что я всего на десять дней Вас младше?
– Да, всего на десять дней и пятнадцать лет.
– А сколько Вам лет исполнится?
– Двадцать девять. А ты сколько думала?
– Не знаю, я не думала. Просто Вы такой большой и… – она запнулась, подыскивая еще одно прилагательное, характеризующее вожатого, но, то ли постеснялась, то ли не знала, что сказать.
– И страшный? – помог он довершить мысль, провоцируя на откровенность по интересующей его теме.
– Не-ет, Вы совсем не страшный, просто сильный и высокий. Кирилл Андреевич, а какой у Вас рост?
– Метр девяносто пять. А у тебя сколько?
– Ого! А у меня метр шестьдесят три. А девочки до скольки лет растут? Я еще вырасту?
– Конечно вырастешь. Я точно не знаю, до которого возраста растут именно девочки, но думаю лет до шестнадцати – семнадцати. Так что тебе еще расти и расти. Ты еще сантиметров десять наберешь, а может и больше.
Ксюша казалась удивительно нежной, трогательной, беспомощной. Кирилл недоумевал откуда в современной девушке столько тургеневской женственности. Или, может, такое ощущение складывалось из-за контраста с теми женщинами, которые преследовали и окружали его в последнее время: хваткими, агрессивными, матерыми львицами, готовыми рвать и метать, зубами отгрызать от жизни лучшие куски, включая и Кирилла (от скромности он никогда не умрет) и от которых он порядком устал. Кокетливая алчность женщин, посягающих на его руку, сердце и другие органы, вызывала в нем только раздражение. Ненасытность хищниц, расставляющих силки на его мужскую природу, мгновенно вызывала реакцию отвращения и отторжения. Он сначала просто не любил, а потом стал люто ненавидеть цепляющихся за него представительниц прекрасного пола, пытающихся заманить в свои сети. Его незаурядная личность, становившаяся из года в год все более основательной и солидной, не оставляла равнодушными женщин, готовых пасть в его объятия, процент которых с годами только увеличивался.
Такие милые, ласковые, тепличные кошечки, как Вишенка, до этого момента не встречались на его пути. Может быть, поэтому она так мгновенно и поразила его.
Кирилл все еще держал ее ручку, не желая выпускать из своей ладони, и думал, какие у нее маленькие пальчики и продолговатые ноготочки, миниатюрные, почти как у младенца. Особенно в сравнении с его собственной огромной лапищей. И никакого лака!
Каждый день Кирилл наблюдал маникюр других девушек. Не заметить его было просто немыслимо, он бросался в глаза за километр дюймовыми ногтями (скорее когтями), накладными или природными, ярко раскрашенными невероятным узором, с объемными розочками, бабочками и всякой другой чепухой.
Ксюшины ногти были просто аккуратно подстрижены, подпилены, ровненькие, естественного розового цвета. Без лака, без бабочек, без пестроты. Его умиляла такая простота и естественность ("умилять от слова «милая», что ли?"). Ему вдруг так захотелось поднести эти крохотки к своим губам и поцеловать каждый в отдельности и все сразу, но он сдержался, а свое желание и порыв нежности вложил в глубокий, вырвавшийся из груди вздох.
Кирилл не стал спрашивать, почему она не красит ногти. Хватило и сережек.
Вишенка не вырывала руку и вожатый пытался определить причину: то ли малышке нравится, что он вот так держит ее, то ли просто не замечает этого. В любом случае, сам он посчитал это своей маленькой победой и первым шагом на пути их сближения.
Из репродуктора послышался громкий голос старшей вожатой Кристины: "Все отряды приглашаются на ужин. Внимание! Все отряды приглашаются на ужин."
Кирилл встал:
– Ну что, Ксюша, пошли, нас на ужин приглашают. Правда, надо еще отряд собрать. Ты мне поможешь? А то разбрелась моя паства по лагерю – кто в лес, кто по дрова.
Вишенка улыбнулась и ему стало так легко и радостно на душе. И окрыленный счастьем, вожатый отправился собирать разбежавшееся по территории стадо, чтобы организованной толпой, вернее, неорганизованным строем, зато с песнями и речёвками, отправиться в столовую.
Глава 9
День Нептуна – самый интересный праздник в лагере. Веселье начинается с раннего утра и длится до позднего вечера.
Во всех предыдущих заездах Кирилл с удовольствием соглашался быть Нептуном. Видный, импозантный, с волосатой грудью и широкими плечами, в белоснежном парике, с привязанными на резиночке бородой и усами, он представлял из себя довольно внушительного Морского самодержца. Эта роль была главной в спектакле – не очень утомительной и не слишком многословной. Работали, читали стихи, пели и танцевали другие. В его же царские обязанности входило всё это снисходительно созерцать и принимать дары, состряпанные из ребячьих поделок, конкурсов и номеров самодеятельности.
Но в этот раз Кирилл решительно отказался, мотивируя отказ тем, что однообразие уже надоело, неплохо бы сменить амплуа и попробовать свои силы в роли черта.
– Ладно, – махнула рукой начальница лагеря, – Черт с тобой, вернее, если хочешь, будь чертом. Только ищи себе замену.
– Серега, будь другом, подмени меня в роли Нептуна. – Кирилл поймал за рукав проходившего мимо товарища.
– А что так? Всегда с удовольствием соглашался, – лукаво покосился Сергей.
– Хочу в этот раз побыть чертом.
– А-а, это потому, что, по сценарию, черти тащат в воду, обливают и купают в море маленьких девочек? – многозначительно подмигнул Сергей, толкая его плечом.
– Ну так что, подменишь или нет? – с раздражением прервал он поток искрометных догадок.
– С тебя пиво. – Сергей снисходительно усмехнулся, – смотри, Кирилл, доиграешься.
– Давай-давай, ты еще мне будешь нравственные морали читать? Спасибо, что выручил.
Не стоит приводить здесь описание грандиозного представления на морском берегу, театрализованного действа, распланированного персоналом, номера самодеятельности, подготовленные детьми, конкурсы, призы и восторг зрителей. Этот праздник знаком всем с детства, проводимый в детских садах, летних лагерях, санаториях, базах отдыха и даже в дни празднования Военно-морских сил различных держав мира.
Быть чертом было менее почетно, но зато более вольготно. Появлялась прекрасная возможность затеряться в толпе других чертей и кикимор и незаметно вести свое наблюдение за волновавшим его объектом. Такая перспектива нынче Кирилла занимала гораздо больше, чем все престижи, вместе взятые.
Это наблюдение доставило ему истинное удовольствие. В отличие от остальных детей, Вишенка на все происходящее смотрела, как прилетевшая с другой планеты фея. Все для нее было ново, необычно, она, вся сияя от счастья, впитывала в себя каждую реплику, сценку, номер. Как зачарованная смотрела на все широко раскрытыми глазами, подпрыгивала на месте, с воодушевлением болея за того или иного персонажа в спектакле, по-детски восторженно хлопала в ладоши, восхищаясь выступлениями, излучая такую радость, что он, пренебрегая осторожностью и позабыв все на свете, даже причитающиеся ему по роли телодвижения, не мог оторвать от нее влюбленных глаз.