Кивком головы шеф отпустил засидевшихся гостей и склонился над картой.
Глава пятая
Ранним апрельским утром, с небольшим чемоданчиком в руках, Вознюк неторопливо шел с вокзала в город. Воздух был свеж и прозрачен. Лишь вдали, где высились заводские трубы, небо затянула сизая дымка.
По узким лабиринтам старых городских улиц торопился рабочий люд. Обгоняя взрослых, спешили школьники. Дворники заканчивали уборку. С грохотом взлетали кверху железные шторы на дверях продуктовых магазинов. Начинался рабочий день большого города.
На углу Жовтневой и Шевченко Вознюк зашел в диетическую столовую. Зал еще пустовал. Всего несколько человек, по всему судя — приезжие, сидело за столиками.
— Андрюшенька, доброго здоровьица, — радушно приветствовал Вознюка старичок-официант. — Долго, долго не показывались… Изменили нам…
Чувствовалось, что Вознюк был здесь своим человеком.
— Уж так и изменил, Кондратьич. Тоже скажете… В командировке был, в Виннице. С поезда и прямо сюда. Поесть чего-нибудь дайте.
— Сейчас, сейчас! В первую очередь! — официант поспешил на кухню.
Полтора года, прошедшие со времени возвращения Вознюка на Родину, преобразили его. Сейчас в нем трудно было узнать измученного, обросшего щетиной скитальца, перешедшего границу в жалких обносках. Недорогое, но аккуратное пальто отлично сидело на его стройной широкоплечей фигуре, на ногах были добротные, начищенные до блеска ботинки на микропоре… Яркий румянец оттенял черные брови и такого же цвета глаза, смотревшие на окружающих открыто и беззаботно. Привлекательный вид молодого человека лишь портили фатовские усики, словно прилепленные к губе…
Еще в пограничном отряде, когда майор Дорошенко объявил ему, что он свободен и может ехать в Харьков, Вознюк с горечью ответил:
— Что мне там делать после смерти матери…
— Смотрите, вам виднее, — резонно заметил майор, — как-никак, Харьков — ваша родина, там друзья детства, знакомые.
Вознюк сидел удрученный. Сам того не замечая, отдирал заплату от своего видавшего виды пиджачка.
— Нет, товарищ майор, — поднял он голову, — в Харьков не поеду. Каждая улица, каждый дом будут напоминать о том, что потеряно навсегда… Я ведь так виноват перед мамой! Может быть, и пожила бы еще десяток лет, если бы настойчивей добивался возвращения на Родину. — Помолчав, он добавил уже твердо и окончательно: — Останусь в Старгороде. Думаю, найду работу по специальности. А там, глядишь, и дивчина стоющая подвернется… Верно, товарищ майор? — спросил он. — Не все же холостяковать!
Вознюк поступил на работу в ремстройконтору, Дорошенко даже кое в чем помог ему.
Сослуживцам молодой специалист понравился. Не прошло и нескольких месяцев, как Вознюку дали квартиру, помогли обзавестись необходимой мебелью, — ведь человек столько натерпелся горя.
На заботу товарищей Андрей отвечал примерной добросовестностью. Не особенно приятно в зимнюю стушу или в весеннюю распутицу тащиться пешком в дальний пограничный район, куда ни одна машина не может пройти по снежным сугробам или по раскисшему тракту. Но Вознюк никогда не отказывался.
За полтора года работы на новом месте, связанной с постоянными разъездами по области, Андрей обзавелся многочисленными друзьями, которые всегда были рады «своему парню».
Единственным человеком, который без особого восторга относился к постоянным командировкам нового техника, оказалась машинистка конторы Лизочка.
Вознюк и не подозревал об этом, пока однажды она не накинулась на него:
— Как вам не стыдно, Андрей! Помыкают, как мальчишкой, а вы не постоите за себя! То едете вместо Ивана Петровича, то вместо Андрея Тихоновича… Небось в Киев или в Москву они сами ездят, а в район— то «Андрюша, махни-ка», то «Андрей, будь другом…».
Улыбаясь, Вознюк выслушал сердитую тираду белокурой девушки.
— А что со мной станется? Мне даже нравятся поездки, честное слово!
— Ну и ездите, — в сердцах бросила Лизочка и ушла к себе за перегородку.
Вознюк нравился ей. Она все чаще ловила себя на мысли, что без него жизнь кажется скучной. Когда Андрея не было в городе, девушка тосковала.
Вскоре они подружились. Лизочка ходила с просветленным лицом, не чуя под ногами земли. Окно за перегородкой приобрело вдруг огромные размеры, и дневной свет, падавший в комнатушку, был особенно ярок, даже в дождливую погоду.
Андрей, правда, ни разу еще не осмелился заговорить о своих чувствах, но Лиза и без объяснений была уверена, что любима.
Воспитанница детского дома, она с подкупающей прямолинейностью строила радужные планы:
— Обменяем наши комнаты на одну квартиру, — говорила она, восторженно глядя на Вознюка и не ожидая его согласия. — Вот здесь будет столовая, тут поставим вешалку, в углу спальни приемник. Только, чур, не сорить!..
Трудно было иронизировать над детской непосредственностью восемнадцатилетней девушки, с детства не знавшей, что такое квартира, домашний уют, ласка.
Из рассказов Вознюка Лизочка узнала, что, кроме дядюшки, на всем белом свете у него нет ни одной близкой души.
— А я? — Лизочка тогда ревниво вспыхнула. — Разве я чужая тебе? — Но тут же устыдилась своего эгоистического чувства. — Плохая я, плохая! Только о себе думаю. Давай, Андрюша, разыщем твоего дядюшку? Если он приедет, пусть у меня остановится!
Андрей раскатисто захохотал, обнял Лизу за плечи и так сдавил, что на миг она испугалась буйного порыва своего друга.
— Глупенькая, — все еще смеялся он, слегка разжав руки, но не отпуская девушку. — Нужен мне этот дядя, как… Кроме тебя, никто на свете меня не интересует. — И в подтверждение своих слов впервые за время их знакомства крепко поцеловал ее.
Лиза сидела, свернувшись в комочек, на диване, боялась пошевелиться, точно от этого зависело счастье, и лишнее движение могло вспугнуть его. Андрей, любимый, желанный, лучше всех на свете! Она так верила в него!
Худенькая и стройная в легком ситцевом платье, плотно облегавшем юное тело, она выглядела совсем девочкой. За окном, под студеным осенним ветром зябко дрожали голые ветки березы, но Лизе чудилось, что рябое это дерево все в пышной зелени, нарядное, как невеста.
Андрей встал с дивана, легонько прикоснулся к ее руке:
— Ты, пожалуй, права, растрепыш, — заговорил он в раздумье. — Есть смысл разыскать дядюшку. Тогда у нас на двоих будет один родственник. Честное слово, идея!
— Чудесно! Обязательно найдем его…
Сквозь закрытое шторой окно в комнату пробились узкие полосы света. Одна из этих полос упала на миловидное личико спящей Лизы. Смешно сморщив вздернутый носик, Лиза повернулась на спину, но теперь свет бил прямо в глаза. Лиза крепко зажмурилась, натянула на голову одеяло. Но сон прошел.
— Вставай, соня, — сама себя подняла Лиза с постели. Спрыгнула на пол, натянула на голые плечи халатик. До ухода на работу оставался час. Подняв штору, принялась за уборку.
Лиза застелила постель, тряпкой сняла пыль с этажерки, с дивана. У этажерки задержалась взглядом на фотографии Андрея в затейливой рамке.
— Андрейка! — прошептала она. — Ты мой, никому не отдам! Верно, Андрюша? И ты меня не отдашь?
На миг защемило сердечко, — вот уже две недели, как уехал Андрей в командировку, и ни слуху ни духу. Нехороший! Позвонил бы или открытку прислал.
Размечтавшись, не сразу услышала, что за дверью звонят.
«Андрюша приехал», — подумала Лиза и выбежала в прихожую. Все в ней ликовало и пело.
У порога стояла немолодая женщина в куртке почтового работника.
— Вы Титаренко? — ворчливо спросила она.
— Я, — оробела Лиза. — Вы ко мне?
Лицо женщины подобрело:
— Вам телеграмма. Распишитесь.
Лиза машинально расписалась и, забыв поблагодарить, возвратилась к себе.
Ни разу в жизни не получала она телеграмм, и сейчас этот вчетверо сложенный листок бумаги пугал больше всего на свете.