Всю зиму шли долгие и деликатные переговоры. Стаи доверенных ИИ кружили, периодически сталкиваясь, над моими родителями, воссоединившимися на время, когда они принимали семью Мисра во время обряда помолвки. Мы с Лакшми сидели вежливые, тихие, чинно сложив руки на коленях, на кремовом кожаном диване, пока многочисленные родственники подходили, поздравляли и благословляли нас. Мы улыбались. Мы кивали. Мы не разговаривали, ни с гостями, ни между собой. За годы, проведенные в колледже для брахманов доктора Ренганатана, мы уже сказали друг другу все, что нужно. Мы сидели, словно давно женатая пара на станции метро. Наконец орды противоборствующих доверенных ИИ удалились, проект брачного контракта был подготовлен, приданое оговорено. Это была блестящая партия: собственность и сосуд с влагой, самой квинтэссенцией жизни. Разумеется, цена была высока: мы же брахманы. В той же мере это относилось к плоти от плоти нашей, к плодам чресл наших. Если говорить об опциях, отмеченных в листках меню доктора Рао, подозреваю, что родители Лакшми отмечали их наугад. Я знаю, что мои поступили именно так. Но это, наверное, было самым важным изменением из всех, учиненных над нами нанотехниками доктора Рао. Наши генетические линии были модифицированы. Особенности, вживленные в нас, наследовались. Наши дети и их дети, все наши будущие Нариман-Мисра, выходящие в будущее, будут брахманами благодаря не микрохирургии доктора Рао, а нашим сперматозоидам и яйцеклеткам.
Дети, потомки, кровная линия, династия. Таково было наше общее приданое, оговоренное в контракте. По рукам! Ликуй, великий Дели!
ИИ, ответственные за джанампатри[27], поведали о самом благоприятном расположении звезд, пандит[28] совершил обряд подношения даров Ганеше, и породнившиеся дома Нариманов и Мисра наняли «Болтушек», самую большую и шумную в Дели девичью группу, петь и сверкать ляжками для двух тысяч представителей высшего света на празднике нашего священного слияния. Мы с Лакшми пели со сцены дуэтом. Мини-брючки и топики поп-певичек, казалось, смущали ее, когда она танцевала и прыгала в окружении высоких каблуков. Очень маленькая, очень-очень юная для замужества. Я никогда не отличался особыми певческими талантами. Мама и папа не потрудились поставить крестик в этой графе. Я отплясывал в тесной компании своих одноклассников. Хотя мне оставалось еще два года учиться в колледже доктора Ренганатана под опекой невидимого мистера Хана, наш круг распался. Я стал их будущим, неотвратимо грозящим всем.
У Ворот Индии Сарасвати велела погонщику остановиться, соскользнула со спины своего слона и побежала, приплясывая, с толпой моих гостей. Я нарушил традицию, пригласив ее, она в свою очередь нарушила ее, одевшись по-мужски, в шервани и штаны, и нацепив огромные, нелепые усы, как у раджпута[29]. Я видел, как она прыгает и кружится, сияющая и веселая, среди танцоров и барабанщиков, как танцует, смеясь, со Сриимом, похожим на обезьяну, и чувствовал, как слезы наворачиваются мне на глаза за цветочной завесой. Она была так великолепна, так прелестна, так гибка и так свободна: от нее никто ничего не ждал.
В Лоди Гардене[30] зевак было в пять раз больше. Полицейские оттесняли их при помощи сомкнутых палок. Они видели Риши Джайтли, и Ананда Арора, и — ох, не Эша ли это Рашор, знаменитый танцовщик, а кто этот маленький мужчина с такой молодой женой; разве вы не знаете, это же Нарайан Миттал из «Миттал Индастриз». Меньше всего их интересовал мнимый ребенок, примостившийся в вышине на спине разрисованного свадебного слона. Рев труб и грохот барабанов приветствовали нас. Потом интерактивные экраны, развешанные всюду, ожили и наполнились персонажами, и — невиданное чудо компьютерной графики — герои «Города и деревни» принялись танцевать и петь нам свадебную песнь, специально написанную легендарным кинокомпозитором Эй Эйч Хусаином. Они же ИИ: петь и танцевать очень легко для них. Партия невесты выступила вперед приветствовать нас, и там, почти затерявшаяся среди шелков сари и гирлянд, была Лакшми.
Волна барабанного грома и завываний меди захлестнула нас и донесла до шатров, установленных посреди сочной травы, как во времена нашествия моголов. Мы пировали, мы танцевали, мы восседали на наших тронах, не доставая ногами до земли, и приветствовали гостей.
Я не видел его. Очередь была длинной, воздух в шатре — спертым, а сам я — раздувшимся и сонным после свадебного пира. Я не глядя, скучающе принял его руку. Я насторожился, лишь когда она задержалась в моей чуть дольше и сжала ее чуть крепче.
29