— Когда это было? — спросил Иванов.
— Простите, но я Вас не знаю. И хотела поговорить бы с охранником. — я косилась на монитор за спиной полицейского. Вот она я, у машины отравителей, два парня стоят рядом.
Полицейский достал удостоверение из кармана брюк.
— Майор Иванов, следственный комитет.
Это я уже знала. На видео парни в обратной перемотке садятся в машину.
— Что-то случилось? — изобразила я удивление на своем лице.
— Когда Вы видели этих двух мужчин? — Иванов задал мне встречный вопрос.
— В пятницу, ночью.
Майор свел брови на переносице и достал из кармана куртки фотографии моих отравителей.
— Это были они?
Я подсмотрела на фотографии. Серега и Леха улыбались. Я сделала вид, что внимательно изучаю снимки, тянула время, когда запись перескочит подальше от ночи пятницы.
— Нет, не они. — я мотнула головой.
Иванов потеребил фотографии в руках и обратился к охраннику.
— Помогите даме. — майор сел обратно в кресло, но развернулся спиной к мониторам.
Охранник вовлекся в разговор:
— Вы здесь живете? — неуверенно обратился ко мне мужчина в серой форменной рубашке.
— Да.
— Какая квартира?
— Пятьсот три. А зачем Вы интересуетесь?
“ДУРА!”
— Я приму у вас заявление. — охранник достал из стола какие — документы.
— Зачем? Я просто сообщаю о том, что наша парковка перестает быть безопасным местом. — я насупилась.
Охранник меня не слушал и смотрел списки жильцов.
— Линович Анна Владимировна?
— Да. — сухим языком ответила я, мельком покосилась на полицейского.
Иванов внимательно смотрел на меня, разглядывая мой вызывающий внешний вид.
Я сложила руки на груди, пытаясь хоть как-то скрыться от голубых глаз полицейского, выставить преграду.
Все молчали. Охранник что-то записывал в формуляр.
— Простите, а что Вы пишете? — прервала я тишину.
— Заполняю жалобу. — охранник щелкнул дважды пишущей ручкой.
— Слушайте, не надо формальностей. Я просто хотела предупредить…
— Подождите? Вы сказали в пятницу? Вспомнил! — охранник посмотрел на меня раскрасневшимся лицом. — В квартире двести пять был мальчишник. Хозяин меня предупреждал, что приедут гости, как он сказал “его пацаны”. Наверное перебрали мальца, вот и докучали Вам.
Хоть что-то да узнала. Остались записи. На мониторе уже давно шло видео со среды. Я посмотрела на стол. Кружка с кофе. Что если залить технику напитком?
— Это конечно всё объясняет, только как мне быть? — я стала расхаживать взад и вперёд у двери. — Представляете, одинокая женщина, ночь и двое молодчиков, неизвестно с какими намерениями кричат мне в след всякие скабрезности. — я обошла полицейского и охранника, встала рядом с коробом системного блока. Даже я со своими техническими неумениями понимала, что надо сделать. — Как-то надо решить эту проблему. Чтобы посторонние не имели доступа к парковке жильцов.
— Вы можете написать письмо в управляющую компанию с предложением запрета заезда на парковку всех, кто не проживает в комплексе. Думаю они смогут Вам помочь. — доброжелательно ответил охранник. — А пока, доступ к паркингу остается свободным.
— Да, пожалуй я Вы правы. Глупо было жаловаться Вам. Надо было обратиться к правлению. — Я сделала вид, что мне холодно и потерла ладонями плечи. — Я заметила у вас кофемашину. Не могли бы Вы сделать мне американо?
Охранник отложил бумаги, кивнул и отвернулся с кружкой к автомату.
Майор Иванов молчал, поглядывая на часы. Под его глазами образовались серые круги. Уставшее лицо, как у моего охотника, тогда в пансионе в горах Швейцарии. Охранник протянул мне в руки кружку с горячим кофе. Я взглянула на белый фарфор и воспоминания вновь заполонили собой реальность.
Снег. Бесконечный, чистый, вдалеке из его больничного окна было видно горы. Его дыхание, прерывистое, громкое, которое с каждым днём становилось всё тяжелее.
“Ты не должен был уезжать со мной”, — я сжимала Ивану руку, чувствуя, как кости стали слишком хрупкими под кожей.
“Где ты — там и я”, — он улыбался, хотя губы уже синели.
Туберкулёз. Проклятие смертных.
Я предлагала "обратить" его. Я читала об этом в книгах. Что если смертный попробует мою "звериную" кровь, он тоже сможет стать бессмертным. Иван отказался.
“Я не хочу вечности, если она будет стоить тебе человечности”, — прошептал он однажды ночью, когда я плакала, прижавшись к его груди.
“Но я не смогу без тебя”, — мой голос сорвался.