Майор выключил свет в квартире.
“Пора”.
Я быстро пересекла двор. Окно на кухне майор оставил полуоткрытым, закрепил створу небольшим пластиковым крючком. Я подтянулась, забралась на оконный отлив. Металлическая конструкция предательски ухнула подо мной. Я замерла. Никакого движения внутри квартиры. Иванов, кажется, крепко заснул. Я просунула руку между полуприкрытыми створами окна и подцепила пластиковый крючок. Через секунду я стояла посреди небольшой кухни. Я бросила взгляд на часы. Половина пятого утра. У меня есть полтора часа, чтобы управиться с майором и вернутся домой до рассвета.
Я еле слышно прошлась по коридору и заглянула в спальню. Иванов лежал на спине, наполовину укрытый легким одеялом. Его поза сна напоминала о девушке на пустыре. Так же раскинуты руки, так же повернута голова, так же нагую плоть прикрывает по пояс ткань. Я наклонилась над майором и почувствовала запах ментола от его губ.
“Чего ты ждешь?”
Я протянула трясущиеся руки к его шее, на которой пульсировала синяя полоска артерии. Его размеренное дыхание, его вздымающаяся покрытая небольшим островком черных завитков грудь. Его плечо, с неаккуратным рваным круглым шрамом. Его лицо. Как же он был похож на моего Ивана. На моего охотника. Те же длинные черные ресницы, те же высокие скулы, прямые темные брови.
Я отвернулась, не в силах совладать с дрожью в теле.
Нет, он не мой охотник! Он лишь похож.
“Сделай это!”
Я обхватила себя руками, сжала кожу на своих ребрах до боли. Как я могу убить Ивана?
“Это не твой охотник!”
Я мотнула головой, обернулась на майора. Его веки дрожали. Ему снились сны. Он стал что-то бормотать, еле слышно, не разборчиво. Я напрягла слух. Иванов о чем-то просил в своих сновидениях.
“Не уходи”, “Я виноват”, “Я найду… я найду того, кто это сделал”.
Его шепот превратился в стон. Полицейский закрутил головой, задергался телом, будто куда-то бежал. Его сон превратился в кошмар.
Я положила руку ему на лоб, мокрый, горячий. Майор дернулся и успокоился. Его дыхание снова стало размеренным, глубоким.
“Прикончи его наконец!”
Я провела пальцами по его темным кудрям, мягким, пружинистым. Наклонилась над ним и поцеловала в полураскрытые губы. Они были такими же мягкими, как у моего охотника.
Сердце внутри защемило, свело резкой болью. Я и не думала, что когда-нибудь снова испытаю это чувство. Печаль. Я жалела себя за потерянную любовь, я ненавидела “зверя”, что метался внутри моих мыслей, словно по клетке, и требовал крови полицейского. Я потеряла себя, и словно в искажении глади воды увидела себя настоящую. Ту, которая могла любить, ту, что могла переживать и сострадать. "Зверь" почти уничтожил ее.
“Убей! Убей! Убей!”
Я закусила губы так сильно, что почувствовала металлический вкус языком. Иванов представлял для меня опасность. Я должна была разобраться с ним так же, как с остальными, кто слишком близко подбирался ко мне. Я уняла дрожь в пальцах, обхватила шею полицейского и надавила на артерии.
Иванов задергал руками, пытаясь сбросить мои пальцы с его горла. Я сдавила сильнее. Соленые слезы текли по моим щекам. Иванов зашевелился, забрыкался.
Он открыл глаза. Он смотрел прямо на меня.
Я отпрянула, он схватил меня за руку.
Я вырвалась и соскочила с кровати.
Полицейский одним движением поднялся, легкое одеяло осталось лежать смятым на мокрой простыне.
Иванов стоял молча. Полностью голый. Его это не смущало. Он поднял руки, мол я не сделаю тебе ничего плохого. Я попятилась на кухню. Резким выпадом он сократил между нами расстояние, схватил меня за запястье. Я извернулась и высвободилась из цепкой ладони.
Быстро выскочила в коридор, забралась прыжком на подоконник. Я слышала позади себя шлепающие звуки босых ступней полицейского. Я оглянулась, он на на бегу тянул ко мне руки. Я выпрыгнула из раскрытого окна и побежала прочь. На весь двор я услышала его громкий голос: “АННА!”
Я бежала, прочь от дома полицейского, прочь от его зова, прочь от своих воспоминаний об охотнике. Только от “зверя” внутри я убежать не могла.
Рассвет был близко. Я села в тачку Романа, завела двигатель и стартанула. Запах горелых шин, трясущаяся нога на сцеплении. Я знала, что домой мне нельзя. Я крутанула руль и поехала к Петеру, в его неуютное жилище одиночки.
Глава 13
Петер посмотрел в глазок и открыл мне дверь своего одинокого жилища на мансарде столетнего, но отреставрированного по последним строительным технологиям дома, что когда-то принадлежал богеме — общине художников и скульпторов.