Роман умер рано утром, как только я закрыла за собой дверь его палаты. Его тело похоронили днем. Я об этом не знала и когда я вернулась в его палату с закатом, он ждал меня. Он выглядел ошеломленно. Прикрытый саваном, он не понимал, что с ним происходит. Болезнь полностью ушла, он выглядел так, словно помолодел лет на десять, струпья исчезли с его кожи, пальцы на руках и ногах приобрели обычную форму, распрямились. Он спросил меня, почему он чувствует голод, постоянную жажду, почему в его голове рождаются мысли о кровавых убийствах. Я показала ему почему — испила пару пациентов лепрозория прямо на его глазах. Роман был напуган, но “зверь” внутри него знал, что делать. В ту ночь, мы убили всех, кто жил на острове. Роман сидел подле трупа молоденькой медсестры и горько плакал. В тот момент я осознала, что все-таки мне удалось отомстить. Роман стал нечестив, убийцей, грешником. Всё его служение Господу на протяжении долгих десятилетий закончились в один момент. Бог отвернулся от него. В ту ночь, он пообещал сам себе, что продолжит искупать свои грехи, помогая людям, еще живым. Мы покинули пансион вдвоем. Что же до его дневника, рисунков с “белокурой ведьмой” — тогда мы даже не думали об этом. Возможно кто-то позже украл записи. И теперь, спустя века они всплыли у сектантов.
Иванов подъехал к заброшенному автобусному заводу, моргнул фарами полицейским на улице, обернулся ко мне, явно размышляя, как со мной поступить.
— Мы договорились, что ты возьмешь меня с собой. — вырвала я Иванова из раздумий.
Богдан забрался рукой в задний карман и достал ключ от наручников. Он был явно не восторге от того, что ему придется подкидывать украденный мной телефон, и вообще брать меня на место моего же преступления. Я осмотрелась. Не увидев машины Петера, я облегченно вздохнула.
— Ну так что? — я потрясла браслетами на запястьях.
Иванов освободил меня. Я взглянула на торпеду — пять утра. Через час взойдет солнце. Надо было сильно спешить. Я открыла дверцу автомобиля.
— Подожди. — заговорил майор. — Ничего не говори там, просто стой и смотри. Можешь пройтись туда-сюда, чтобы мои коллеги видели это. Если они найдут твои следы или волосы с отпечатками, все шишки полетят на меня, что я привел постороннего на место преступления. Пусть будет так. — майор обтер футболкой телефон режиссера.
Иванов вжался в кресло, не решаясь выйти из машины.
— Что меня там ждет?
— Два трупа. Груды видео — аппаратуры, сваленной наспех в коробки. Грязный матрас, кресло с ремнями.
— Там были записи?
— Не знаю, а что?
— Возможно на них мои блондинки.
Его блондинки. Майор был одержим делом о секте и убийствах девушек. Я заметила, как его верхнее веко непроизвольно дергается, сокращаются мышцы. Иванов довел себя до нервного тика, доказывая всем вокруг, что мы точно знали — его блондинки были убиты “Послушниками времени”. Телефон, что он должен вернуть покойному режиссеру, подкинуть на место преступления, моего пиршества, раскроет всем правду. По крайней мере, он на это надеялся.
Иванов хлопнул по рулю и мило мне улыбнулся:
— Если кто-то станет задавать тебе слишком много вопросов, скажи, что сама напросилась посмотреть, как работает твой парень.
Мой парень. Так в этом веке называли любовников.
— Хорошо, дорогой. — подыграла я майору.
Иванов выскочил из машины, обошел её спереди и помог мне выйти. Обхватил мою ладонь своей и еле заметно притянул меня к себе.
(1) Изгоняем тебя, дух всякой нечистоты, всякая сила сатанинская, всякий посягатель адский враждебный, всякий легион, всякое собрание и секта диавольская … (лат.)
Глава 19
Девушка в серой форме и круглых очках поприветствовала Иванова, бросила короткий взгляд на меня.
— Заика, что здесь? — Иванов прикурил сигарету и выдохнул дым прямо поверх головы полицейской.
— Два трупа, мужчины. У обоих рваные раны на шее. — Заика дернула плечами так, будто ей было неприятно произносить вслух эти слова.
— Кровь выкачана? — Богдан постучал пальцем по тлеющей сигарете, ветер подхватил пепел и закрутил. Кусты сирени качались в такт легким свежим порывам.
— Один труп обескровлен, второй нет. Больше расскажет Каплан. — девушка хоть и обращалась к майору, но постоянно посматривала на меня, оценивала меня так, как это могут делать только женщины. Одинокие, жаждущие любви и мужского внимания, они видят в любой красивой женщине конкурентку, словно природа создала нас, а не мужчин, соперничать за право любить. Я сделала вид, что ничего не замечаю и просто, безучастно смотрела на то, как двигаются тонкие губы полицейской в очках.