— Ты с нами? — нарушил тишину Петер.
— Нет.
— Почему?
— Здесь есть дела.
— Какие на фиг дела? — Колени Петера сквозь спинку сидения стукнули меня по копчику.
— Дневник Романа из лепрозория теперь настольная “библия” Послушников.
— В смысле? — опешил германец.
— Кто-то нашел его рукопись с ритуалом обращения и теперь свято верует, что если пить кровь “белокурых ведьм”, то можно обрести бессмертие.
Петер молчал.
— Нам — то какая разница? — спросил после длинной паузы блондин.
— Ты вообще не соображаешь? — я не сводила взгляд с зеркала заднего вида. — Рукопись Романа единственное правильное изложение обряда по обращению! Мы должны разобраться с этим.
— Не наши проблемы.
— Наши. — процедила я.
— Рейс в три, завтра. — Петер постучал по спинке моего кресла кулаком.
— Удачи. Роману только скажи про его книжку. — я обернулась на германца.
Петер не ответил, выбрался из машины и побежал в прочь от автобусного парка.
Я повела плечами. Короткий разговор с блондином меня расстроил. Неужели, я одна действительно переживала по поводу нашей общей тайны? Неужели, меня одну заботило то, что какие-то фанатики из-за меня убивают белокурых женщин?
Дверь снова открылась. Я буркнула:
— Ты что-то забыл?
Боль в виске. Темнота. Сухой кляп во рту. Мешок на голове. Быстрый узел на руках и ногах стянул кожу. “Зверь” внутри снова проснулся.
“Р-А-З-О-Р-В-А-ТЬ!”
(1) Любовь повсюду, куда ни взгляни. Любовь повсюду, в каждом образе и звуке.
Глава 20
Я чувствовала обнаженными бедрами холод металлического пола фургона. Я закрутила головой, пытаясь снять плотно завязанный на шее холщовый мешок. Кто-то стянул мои руки и лодыжки веревками. Я дернулась чтобы их разорвать, развязать, напряглась всем телом. Мой разгневанный “зверь” прибавлял мне сил. Для простого человека присутствие “зверя” внутри можно сравнить с выбросом адреналина. Я чувствовала каждую мышцу под кожей, каждую вену, по которой разгонялась моя бессмертная кровь. Сердце бешено стучало, отдаваясь быстрым ритмом в ушах, что заглушал рев мотора фургона. Машину трясло на ухабах, меня подбрасывало в кузове и бултыхало от стенки к стенке. Кто-то сжал мою руку, и притянул к себе. Я учуяла несвежее дыхание и тепло шерстяной ткани.
— Тише, ведьма, — прошептал мужской скрипучий голос. — Твоя кровь откроет нам врата вечности. Это честь. Будь спокойна.
Меня погладили по голове, холща потянула, дернула волосы.
— Говорил же, не надо было ее бить, — буркнул второй голос, высокий, звонкий, молодой. — Испугается — адреналин испортит вкус.
Фургон кренился, и меня вжало плечом в петлю задних дверей.
— Какая разница? — засмеялся третий, позвякивая в пальцах то ли четками, то ли цепью. — Ща мы ее успокоим. Где шприц? — захрипел третий голос, надорванный, сиплый, прокуренный или простуженный.
Я услышала как кто-то двигается возле меня, создавая движения воздуха, что пах бензином и моторным маслом. Что-то зашуршало над моим ухом.
— Готово. — сиплый голос повис надо мной.
Меня потянули за ладони, разогнули руки в локтях, постучали по вене сухими пальцами и воткнули иглу. Через мгновение, я почувствовала леность, усталость, мои связанные в лодыжках ноги сами распрямились, а голова упала на грудь. Лишь “зверь” внутри поддерживал меня в сознании.
— Заснула. — владелец скрипучего, старческого голоса вновь провел ладонью по моей голове.
Меня трясло и раскачивало, неровная проселочная дорога вихляла, я упала на бок и услышала гул колес и легкий стук камушков, что отскакивали от днища фургона.
— Если она спит, может снимем с нее мешок и вытащим кляп? А то задохнется. — обладатель высокого голоса тронул меня за плечо.
— Да чё с ней будет? — просипел третий.
— А вдруг аллергия на кетамин? — всполошился скрипучий старик.
— Брат прав, я выну кляп. — хозяин высокого голоса поднял меня за плечи с пола, стянул с головы холщу и убрал кляп изо рта.
Я открыла глаза и осмотрелась. На меня вылупились трое мужчин: один старикашка с большой проплешиной на затылке, долговязый щуплый парень, державший в руках черный тканевый мешок и мосластый рыжий, с большим шрамом на нижней губе.
Они замерли от удивления, а их тела слегка покачивались от движения фургона.
— Она не заснула! — засипел рыжий и замахнулся на меня кулаком.
Вдруг фургон резко качнуло, рыжий повалился мне колени. Я схватила его за грудки связанными руками и подтянула его к себе, разомкнула зубы и впилась прямо в красный, отвратительный рубец на губе. Рыжий заверещал, но его крик был похож на гуляющий в трубе воздух. Я откусила ему нижнюю губу, сплюнула плоть и за несколько мгновений испила всю кровь из раны. Рыжий сделал последний вздох и обмяк. Я оттолкнула его тело и взглянула на оставшихся двоих похитителей, что жались друг другу у стенки напротив.