Водитель повернулся на нас и его слова застряли в горле:
— Что там у Вас проис…?
Резкий удар в задние двери фургона. Я отлетела вперед, наткнулась грудью на переднее сиденье, ахнула от боли, клацнула зубами прямо у уха водителя. Чужие руки потащили меня назад в кузов. Я забрыкалась всем телом, словно дикий жеребец, на которого впервые накинули лассо. Высокий попытался снова надеть мне на голову мешок, но тут еще один удар в фургон и мы вместе полетели в сторону. Старик цеплялся руками за внутренний выступ для колеса, трясся всем телом и шептал:
— Чистая кровь… Путь к вечности, путь к бессмертию.
Водила крутанул руль и резко затормозил. Разрывающий барабанные перепонки визг шин по асфальту. Я упала на пол, меня придавил сверху долговязый похититель. Последнее, что он увидел в своей жизни, был мой широко раскрытый рот, белые клыки, что вонзились в его веки. В этот момент где-то слева раздался одинокий крик водителя.
Дверь фургона кто-то сорвал с петель. Влажный воздух утра, жар восходящего солнца. Первые лучи над черными соснами.
— Анна! — услышала я голос Петера.
Я извивалась под мертвым телом долговязого, пытаясь выбраться. Петер схватил старика, и словно тростинку переломил ему хребет. Германец быстро развязал меня. С его лица капал пот, а руки ходили ходуном, он чувствовал то же, что и я — неумолимую поступь рассвета. Казалось, что каждая клеточка моего бессмертного тела сейчас взорвется, разгоняемая жаром солнца. Петер потянул меня за руку, мы быстро сели в его автомобиль и съехали с дороги. В тени высоких сосен мы почувствовали облегчение.
Петер вцепился в руль. На его руках проступили огромные, налитые светло-желтой жижей волдыри. На моих ногах и плечах кожа сморщилась, словно кожура на печеном яблоке. Мы тяжело дышали, оба, боясь еще раз попасть под смертоносные горячие лучи.
— На запад, пока возможно. — скомандовала я. Петер развернул машину и втопил газ. Машина подпрыгивала, черпала бампером землю и снова подпрыгивала.
Мы мчали по глухом лесу до тех пор пока оба не почувствовали безумный упадок сил. Анабиоз. Неотвратимый сон. Через несколько минут мы оба потеряем сознание, даже наши бессмертные инстинкты не смогут нас пробудить, уберечь от неизбежной погибели.
— Багажник или земля? — медленно произнес германец. Его веки смыкались, а темечко вдавливало подголовник. Он вырубался, впадал в анабиоз.
— Петер! — я стукнула германца наотмашь. — Не отключайся.
Блондин закрыл глаза и не шевелился. Петер заснул и если я ничего не предприму он уже никогда не проснется. Сгорит в ярких солнечных лучах. От него останется лишь горстка пепла на подушке из искусственной кожи. Я протянула руку и кнопкой смогла открыть багажное отделение. Пошатываясь, борясь из последних сил с оцепенением, я выбралась из машины и вытащила германца с водительского сидения. Проволокла блондина по земле, усадила его рядом с багажником. Я уперлась каблуками в бампер и подтянула блондина наверх, перекинула его тело в багажник и согнула его ноги так, чтобы германец мог полностью уместиться в отделение.
Лес пробуждался ото сна. Робкое пение птиц, шорохи среди густой травы. Длинные тени деревьев чередовались с яркими желтыми полосами солнечного света. Моя кожа покрылась волдырями и язвами, что лопались от каждого движения. Я закрыла крышку багажника. Легла на землю и проползла под днище. Я отчаянно стала рыть сухую землю. “Зверь” придавал сил, помогал глубже зарыться. Тень от автомобиля не давала безжалостному солнцу спалить меня. Еще немного. Еще совсем чуть — чуть. Мои глаза сами закрылись и я больше не могла их открыть. Темнота сковала меня. Анабиоз, сон без сна. И дикая боль по всему телу.
— Анна! — зов Петера пробудил меня.
— Я тут… — захрипела я ртом полным земляной пыли.
Петер встал на колени и заглянул под машину. Он увидел меня, слегка припорошенную землей.
— Майн гот, — прошептал Петер испуганно осматривая меня. — Ты вся в ожогах. — Петер аккуратно обхватил мои ноги и потянул из под машины.
Он держал меня за талию, кончики моих сапог не касались земли. Блондин убрал с лица короткие кудри.