— Вы все "послушники"… — прошептал Богдан.
Я отложила зеркало и взяла с хирургической тележки запаянный в бумажный пакет скальпель.
— Да когда же ты поймешь?
Я быстро разорвала защитную упаковку скальпеля и провела блестящим лезвием себе по горлу. Не знаю почему мне тогда грубая демонстрация своих способностей показалась самым правильным способом достучаться до майора, но эффект я произвела неизгладимый. К тому же скальпель был настолько острый, что я не почувствовала никакой боли. Даже осознать не успела, как глубокая рана сама затянулась.
Иванов широко раскрыл глаза, а в его горле застрял немой крик. Он видел, как я отбросила скальпель на пол, а из тонкой раны на шее потекла кровь, узрел как края кожи разошлись на горле, а затем быстро притянулись друг к другу. Кровь, что забрызгала всю мою грудь, исчезла, впиталась в тело, словно жидкое масло.
Майор попятился назад и уткнулся спиной в Романа. Хирург положил длинные пальцы на плечи полицейского.
— Теперь ты знаешь. — прошептал Роман.
Петер поставил стакан с вином перед майором. Тот молча сидел на пластиковом табурете и смотрел в одну точку.
— Пейте, может расслабитесь. — германец закупорил обратно винную бутылку и покрутил ее в могучих ладонях.
Иванов не глядя схватил стакан и одним глотком осушил его. Прямо как я своих жертв.
Блондин взметнул бровями и налил еще один стакан. Майор смотрел на меня, на мое горло. Его веко тряслось в нервном тике, он сморгнул и потер глаза пальцами.
— Я… Я не верю во всю эту мистику. Это же розыгрыш, да? Бутафорская кровь, тупой скальпель, грим… — запинаясь, сбивчиво заговорил полицейский.
— Ты пытаешься логически объяснить, то что не поддается логике. Это нормально. — тихо и вкрадчиво, я пыталась достучаться до Богдана. — Но когда ты сопоставишь факты в своей голове, ты поймешь, что все те книги, которые, как ты выразился “забивают головы молодым девчушкам”, описывают одно и то же — бессмертных. Легенды об упырях и вурдалаках, иносказания о Каине, якобы первом проклятом, фильмы, спектакли, романы и рассказы, по сути своей правы — на Земле есть бессмертные, что боятся только Солнца и пьют кровь, чтобы жить вечно.
Иванов замотал головой. Он никак не мог смириться, что в этом мире существуют такие, как я.
— Еще несколько часов назад, я выглядела как жертва пожара, у меня не было губ и носа. Донорская кровь вернула мне мой привычный облик. — Я подвинула на столе трубку зонда. На железную поверхность уселась капелька крови. Я подхватила ее указательным пальцем и облизнула кожу фаланги.
Иванов отпил вина и словно изучал меня, сопоставлял различия во внешности. Волосы другой длины, оттенок кожи, ссадины и раны, всё то, что появилось за эти двадцать четыре часа.
Майор спросил:
— Значит, ты мне все это время говорила правду?
— Да. — Я кивнула.
— Но почему? — Богдан крутил в руке стакан с красным вином.
— Не знаю, — пожала я плечами. — Может потому, что ты в меня стрелял, и видел регенерацию собственными глазами, хотя опять же логически попытался всё объяснить сам себе. Может потому, что я, когда смотрю, на тебя, вижу свою умершую любовь. А может потому, что “зверь”, что сидит во мне, первым раскрыл перед тобой все карты, вынудив меня объясниться. Или потому, что я чувствую ответственность, своей человечной частичкой, за девушек, что убивают, сливая с них, словно со свиней на фермах, кровь.
— А ты здесь при чем? — опешил полицейский.
Я зыркнула на Романа и рассказала о его дневнике и обращении в бессмертного.
Богдан слушал, упершись взглядом в носки своих ботинок, не перебивая. Я закончила рассказ, полицейский молчал. Достал из кожаной куртки сигареты, крутанул пачку в руках и снова спрятал ее во внутренний карман.
— И что кровь действительно может обратить любого человека в бессмертного? — неуверенно с просил майор.
— Моя может, — кивнула я. — Как и кровь моих отпрысков.
— Твоих кого? У тебя есть дети?
Я улыбнулась.
— Я был обращён Анной, а Петер мной. — ответил за меня Роман.
— Мы шутим, что Анна — моя бабушка. — расплылся в улыбке Петер.
— А… — протянул Иванов и залпом допил вино. — То есть вы тоже можете сделать из человека вампира? Черт, сам не верю, что это произношу. — Майор закрыл пальцами лицо и уперся носом в ладони.
— Я — то сам никогда не пробовал. Не было достойных. — Пожал плечами германец.
Я хмыкнула. Роман тоже не был достоин стать бессмертным, а уж Петер, со своими фашистскими взглядами в прошлом, и подавно.