— Ну, Великую Отечественную. — будто не понимая моего вопроса, Иванов пожал плечами.
— Я была тогда в Южной Америке. Если ты хочешь поговорить о Второй мировой войне, то тебе надо расспросить Петера и Романа. Петер был солдатом рейха, в звании обершютце СС, а Роман — полевым хирургом Советской Армии.
— Хм. Значит, Шварц— фашист.
— Он служил в армии Вермахта.
— Странно, что Роман был на нашей стороне, — мотнул головой Иванов. — Мне показалось, что ему вообще всё равно на людей.
— Ты ошибаешься, — я медленно расчесывала влажные волосы перед зеркалом. — Роман самый человечный из нас троих. Его поддерживает вера в Бога.
— А ты веруешь?
Я не ожидала такого вопроса и несколько секунд обдумывала ответ.
— Когда-то я была католичкой, как и моя мать, но после смерти моего возлюбленного, я отошла от веры.
— Почему?
— На многие годы, после смерти Ивана, я утратила не только веру, но и себя саму. Я жила лишь потому, что “зверь” управлял мной и питал это тело кровью. Ровно до тех пор, пока вновь не встретила Романа. Себя — то я вернула, а вот веру в высшие силы нет.
— Жалеешь, что обратила Романа в бессмертного?
— Да… По началу. А потом я подумала, что вдвоем пережить бесконечность легче. Он понимал меня, единственный кроме Ивана. — масло розы медленно впитывалось в мои плечи, пока я перебирала кончиками пальцев аккуратно развешанные на вешалках шкафа вещи.
— И что Вы вместе делали? Не представляю как это… Каково это, жить и понимать что тебя не подгоняет смерть. — Иванов уселся на подоконник спиной к открытому окну и держал пепельницу на коленях.
— Что делали? Просто плыли по течению, по крайней мере я. Роман всегда находил себе дело — он помогал обездоленным, прокаженным и отвергнутым. Когда стала развиваться медицина, он углубился в науку. Я же ничего не ожидала от вечной жизни, пару раз даже хотела прекратить свое существование, но “зверь” был против. — Я надела на руку золотой браслет и остановила свой взгляд на двух глубоких отметинах на ладони. — С Романом мы жили словно надоевшие друг другу муж и жена, почти не общались. Меняли раз несколько десятилетий города или страны. Дома сменяли квартиры. Когда к власти в Европе пришли фашисты, а в России установилась власть Советов, мы оказались с Романом по разные баррикады. Правда, не мы одни. Я уехала в Латинскую Америку, подальше от строгих правил новых правительств новых государств. А Роман проникся идеями социалистов, несмотря на их воздвигнутый в абсолют атеизм. Роман говорил, что рано или поздно, люди все равно вернуться к Богу. Я в это не верила. После войны, Роман прилетел за мной в Аргентину. Там как всё созревало для очередной революции, после конституционной реформы в семьдесят втором году. Нам пришлось срочно бежать из страны, через несколько границ, чтобы спокойно вернутся в бескрайнюю Россию, где нас уже ждал Петер, и где мы, теперь втроем, затерялись на несколько десятилетий.
Богдан утопил окурок на дне пепельницы и закрыл окно. Я застегнула молнию на брюках, заправила шелковую блузку под черный кожаный ремень и быстро обулась в ботинки на толстом каблуке.
— Я готова. Можем ехать.
Богдан взглянул на меня и снова удивленно ахнул:
— Твои волосы снова отросли до поясницы.
— Они регенерируют последними, но быстро.
Богдан покачал головой и замыл кружку в раковине.
Через сорок минут мы были на том самом месте, где прошлой ночью Петер подрезал фургон послушников. Разбитое лобовое стекло фургона, рассыпанное по асфальту мелкими осколками, растасканное шинами проезжающих автомобилей, поблескивало в свете редких уличных фонарей. Иванов съехал на обочину и посмотрел на карту.
— Здесь рядом две фермы. Одна выращивает скот, а вторая цветы. Куда поедем сначала? — Иванов открыл сайт “послушников”.
— …”Кровавые колоски”, — я бросила взгляд на экран телефона, на эмблеме послушников всё так же красовался знак бесконечности с соцветием амаранта. — Возможно ритуалы проходят, там где выращивают цветы.
Иванов приблизил карту и кивнул.
— А в семи километрах от этой фермы, на запад — дом старушки, что вызвала сектантке скорую. Смотри, вот аптекарский огород, а вот ферма с цветами. Всё это время, я предполагал, что Мария спасалась из огорода, но… Неужели она пробежала такое расстояние?
— Как и Катя.
Майор ничего не ответил, я приняла его молчание за согласие ехать на ферму с цветами, переключила передачу и мы тронулись.
— А что если мы найдем там следы жертвоприношений. Что ты будешь делать?