Я копала и из моих глаз капали слезы.
Вдруг край лопатки чиркнул обо что-то твердое. Я отбросила инструмент и села на колени. Мои пальцы вцепились в сухую землю. Я, не дыша, провела ладонью по почве и отпрянула. Лунный свет отражался от маленького желтого кусочка — человеческой кости.
Глава 25
Я разрывала землю, быстро, судорожно, неспокойно, будто от этого зависела чья-то жизнь. Под мои ногти забивалась грязь, а лицо чесалось от едкой пыли. Я рвала тонкие корни и откидывала их прочь, отбрасывала слизней и другую членистоногую земляную живность.
Показалась глазница черепа, забитая черной землей. Острая скула, край нижней челюсти и целые желтоватые зубы.
“Что же мне делать?..” — пронеслось у меня в голове, — “Позвать Богдана? Зарыть останки обратно в землю? Оставить всё как есть, и просто сказать, что я ничего не нашла.”
Я продолжила расчищать захоронение.
“Если я открою ему правду — всё рухнет. Его надежда, весь этот безумный поиск, что держал его на плаву все эти годы. Десять лет поисков, десять лет безуспешных стараний, неизвестности и темных мыслей, что он отгонял от себя, игнорировал и продолжал биться.”
Из земли появилась переносица черепа. Маленький, белый, почти прозрачный паучок быстро прополз от моего большого пальца руки вверх, к груди.
“А если совру? Скажу, что здесь ничего нет. Он продолжит искать её. Перевернет Землю. Арестует всех “послушников”, и все равно кто-нибудь раскроет ему правду, что произошло здесь давным — давно. Нет, это неправильно. Богдан заслужил знать истину, какой бы страшной она ни была.”
Что-то внутри моей грудной клетки сжалось, давило на ребра острой болью. Впервые за более чем двести лет, я сочувствовала смертному, сопереживала его бесплодному поиску и внутреннему горю. Я понимала, что если я сейчас позову Иванова, покажу ему страшную находку, он сломается. А если оставлю всё в секрете, то я обреку его на бесконечную погоню за призраком.
“Какое я имею право решать? Если это его сестра, Катя, то он обязан знать. Но если я промолчу, может, хоть ещё ненадолго, у него будет эта, дающая его сердцу огонь, иллюзия, что Катя где-то там, живая?”
Я сжимала пальцами похожую на песок сухую землю, из моих кулаков сыпались песчинки, словно в часах, что изображены на черной карточке “послушников”.
Ветер уносил пыль в строну, шелестел листьями, будто шептал: “Выбирай."
"Чёрт! Нет. Не могу врать. Но… и сказать правду — значит убить в нём последнее — надежду."
Тишина последнего часа ночи. Я будто зашла в безэховую камеру Орфилда. Я слышала свои мысли так ясно, так четко, что на несколько мгновений в этом мире существовала только я и найденные мной кости Кати.
Ее останки словно ожили, будто я очутилась на празднике мертвых в Мексике. Ее грязный череп повернулся на тонких позвонках шеи и посмотрел на меня своими полными земли глазницами. Зубы смыкались, клацали, пытаясь сказать, что Катя слишком давно была здесь, одна, зарытая наспех в плодородную землю. Она скучала по младшенькому, корила себя за то, что искала утешение у “Послушников времени”, теряя свое драгоценное время в погоне за иллюзией обретения бессмертия. Делала ужасные вещи, чуть не убила человека. Хотя могла сосредоточиться на своей семье, на младшем брате, что отчаянно нуждался в любви. Череп словно корил себя за то, что Богдан, последние десять лет жил лишь одним — бесплодным поиском. Ни семьи, ни любви, одиночество и мертвецы. Не такой жизни Катя желала бы своему Богдану.
Я мотнула головой и сбросила наваждение. Вот он — череп, лежит в пол оборота, с широко разинутым ртом. Конечно, кости молчат.
"Прости меня, Богдан. Но ты заслуживаешь знать.”
Я услышала за спиной шорох.
Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, в висках застучал гулкий ритм. Не успев ничего понять, я уже повернулась и увидела Иванова.
Он зажал рот рукой. Его глаза впились в черные глазницы откопанного мною скелета.
Богдан сам был похож на покойника — бледное лицо, пустой, растерянный взгляд и застрявший в горле вдох.
— Это…? — прошептал Иванов. — Ты нашла…
Его голос сорвался на последнем слове.
"Соври. Быстро. Скажи, что это может быть кто угодно, не обязательно его сестра.” — Я судорожно пыталась найти слова, чтобы облегчить участь Иванова. Но мой язык прилип к нёбу, а в голове звенели колокола, но то была лишь разгоняемая бешенным ритмом сердца кровь в моих венах. Богдан сделал шаг вперед, протянул руку к желтому черепу.