Город не спал, дышал кричал, смеялся и плакал. Он был зеркалом миллионов ночных историй. У каждого здесь была своя ночь — кто-то её прожигал, кто-то пережидал, а кто-то выживал.
Петер остановился у разрисованного забора сгоревшей церкви и обернулся на меня. Я поежилась от разыгравшегося влажного ветра, быстро закрыла окно. Летняя ночь не принесла с собой уюта — лишь сырой, пронизывающий холод, будто сама земля выдыхала гниль сквозь мокрые трещины. Старая церковь стояла, как черный зуб, торчащий из челюсти ночи. Стены, опаленные огнем, зияли пустотами, сквозь которые пробивался тусклый свет свечей.
Машина работала на холостых оборотах, чуть подрагивала и бурчала. Петер хлопнул ладонями по рулю и сказал:
— Ну что, пора.
Германец достал из кармана легкой куртки шприц, снял с иглы колпачок. Я пересела чуть ближе к водительскому сидению, мельком взглянула на острый конец иглы, на котором уселась капля анестетика, покорно подставила Петеру шею. Блондин быстрым движением проколол мою кожу и аккуратно, не дыша, ввел в мое тело кетамин. Я откинулась на сидение, стала ждать, когда подействует обездвиживающий состав.
— Петер, я… — мои слова оборвались, язык словно распух, не подчинялся моим командам. Веки налились свинцом, а дыхание стало ровным и глубоким.
“Не спать!” — раздалось в моей голове, голос “зверя” вновь перебивал мои мысли.
Германец вышел из машины, открыл заднюю дверь с моей стороны и, подтянув меня за руки, подхватил мое тело под коленями, а ногой закрыл дверь.
Петер медленно шел по мокрой траве. Впереди у дверей прихода стоял огромный бугай, ни в чем не уступающий размерами германцу.
Бугай преградил Петеру вход, молча протянул руку, ожидая, от германца тайный знак — карточку с песочными часами. Германец опустил мои ноги на каменные ступени, достал из заднего кармана джинс черную визитку с красным символом.
— “А тем временем время летит…” — пробасил бугай.
Петер чуть удивленно оглянул стража и ответил:
— “…И его не вернуть.”
Скалоподобный стражник отстранился от двери и дал нам с Петером пройти внутрь сгоревшей церкви.
Германец шепнул мне на ухо:
— Могли выбрать что-то еще, кроме Вергилия для пароля.
Я мысленно возликовала, что любовь Петера к цитатам и пословицам помогла нам с легкостью попасть на собрание сектантов.
Двое в красных холщовых плащах молча подхватили меня и жестом приказали германцу уходить. Петер взглянул на меня, на мое безвольное тело, что сжимал один из красных плащей и медленно попятился назад. Я слышала, как бугай на входе окрикнул германца:
— Ты ничего не забыл?
— А? Что? — в голосе Петера послышалось волнение.
— Остаток денег. Пойдем в машину, я тебе переведу.
— А, это… Да, сюда, я тормознул у забора.
Шаги по мокрой земле. Зная Петера, я могла быть уверена, что бугай на свой пост не вернется.
Меня пронесли через церковь к алтарю.
Я медленно вдыхала густой воздух, что словно замер в ожидании начала ритуала. Я чувствовала горький дым, заскорузлый, въевшийся в камни, смешанный с плесенью и влагой, удушающий, с еле уловимым, невыносимым запахом тления — что-то гнило под полом, может, мертвые животные, а может, и не только они.
Кожа моей спины соприкоснулась с холодным влажным камнем алтаря. Я на секунду открыла глаза и увидела, как послушники бесшумно двигались по церкви, поджигали свечи на начерченном на полу знаке бесконечности. Их одеяния, длинные черные плащи, сливались с тенями. Лиц не было видно в глубоких капюшонах, лишь напряженные губы, словно трещины в угольных скалах.
У моей головы звякнул металл — на алтарный камень поставили кубок. Кто-то тронул меня за волосы, погладил легкие завитки у лица. Я чуть дёрнулась.
— Она приходит в себя. — мягкий мужской голос раздался прямо у уха.
На секунду я снова раскрыла глаза и увидела над собой тайного главаря секты — Турского. Его лицо, с огромным шрамом на щеке белело на фоне черной одежды, его глубоко посаженные глаза, рассматривали мои губы.
— Нужен еще один укол. — скомандовал главарь.
“ЧЕРТ!”
Я зажмурилась и вся сжалась изнутри. Сухие пальцы схватили меня за предплечье. Тонкая, острая игла впилась в вену на локте.
Очередная доза анестетика подействовала мгновенно. “Зверь” внутри меня метался и негодовал. Словно тянул меня за плечи, толкал изнутри.