Петер затормозил на ручнике. Машина пошла юзом и резко остановилась. Богдан стукнулся головой о стекло и откинулся от удара в кресло. Кровь стекала по его лбу, майор был без сознания. Глава секты выскочил из внедорожника, не глядя назад, на нас, побежал к особняку. Германец крикнул:
— Я с ним. Беги за Турским.
Я выскочила из автомобиля. Двери двухэтажного дома были отрыты. Я ринулась вперед, поскальзываясь на мокрой грязи. Дождь молотил по моим плечам, мое платье намокло и прилипло к груди и ногам. Я забежала в особняк, остановилась в мраморном холле и прислушалась. Шторы на окнах развевались от сквозняка, свит ветра и рокот надвигающейся грозы отдавались от стен. Мои шаги эхом разносились по мраморному полу.
Шелест плаща главы сектантов. Я услышала его где-то наверху. Подняла голову — витая мраморная лестница блестела в свете фар.
Шаги сектанта послышались над парадным входом, где-то надо мной. Я медленно ступила на лестницу.
Оглушительный звук. Выстрел. Я отлетаю назад всем телом. Падаю на пол. Ударяюсь темечком о мрамор.
"ВСТАВАЙ!"
Поднимаю голову, пытаюсь оглядеться, убираю спутавшиеся, мокрые волосы с глаз. Живот горит огнем.
"ПОДНИМАЙСЯ!"
Мое платье разорвано в клочья. Я прижимаю кровоточащую рану и пытаюсь подняться. Вижу Турского. Он стоит на последней ступени лестницы и перезаряжает дробовик.
Еще один выстрел, и я словно в замедленной съемке наблюдаю за тем, как мои ноги посекло дробью. Я рычу от бессилия, переворачиваюсь на бок и ползу вверх по лестнице, оставляя за собой кровавый след на белом камне ступеней. Турский направляет на меня раздвоенного дуло дробовика. Спускает курок. Хлопок. Картечь летит мне в лицо. Я ослепла. Я слышу крик Петера и собачий вой, где-то вдалеке. Или это я воплю от боли разорванными губами…
(1) Начало хорошее, все хорошее. (нем., пословица)
(2) Дерьмо (нем.)
Глава 30
— О Боже мой! — слабый голос Богдана раздался поодаль.
— Не переживай, дай ей время. — прохрипел Петер где-то над ухом. — Иди сюда, зайди. Смелее. Лучше поправь ее ногу, да, вот… вот так. — германец говорил отрывисто и так, словно ему что-то внутри рта мешало правильно произносить звуки.
— А ты? — спросил Иванов германца.
— Я справлюсь. — тяжело дыша ответил Петер. — Что там с ее головой, посмотри.
— На что смотреть? У нее же половины башки нет! — закричал на германца майор.
— Не ори, orpo.(1) — в голосе блондина послышался металл. Петер зашёлся кашлем, а потом сплюнул громко на пол. — Donnerwetter (2), как больно. Прямо в кишки мне дробью засадил, урод.
Я лежала на мокром полу, не в силах пошевелиться. В ушах, если они у меня остались, стоял звон вперемешку с высокочастотным визгом, но я уже чувствовала, как затягивается рана на животе. Мелкая дробь поглощалась, зарастала новой кожей и мышцами, углубляясь, уходила во внутрь тела. Нога, пульсирующая выше колена, напряглась, кожа будто натянулась от самого паха.
— Не стой как истукан, ты … Ты лучше помоги, подложи… подложи поближе к телу ее кости черепа.
Майор достал перчатки из кармана куртки и быстро натянул их.
— А ты… — Закашлялся вновь Петер. — Ты педант.
Майор ничего не ответил, пытаясь подавить глухие позывы к очищению желудка.
— Да… — германец тяжело дышала, — Да, вот так аккуратно, словно собираешь пазл. — пыхтел рядом со мной германец.
Майор не выдержал и убежал на улицу.
— Эй, orpo! Где часть затылка?
— Там… рядом с тобой… на полу… — между позывами ответил майор.
Петер пошевелился, рыская дрожащими пальцами по мрамору, громко застонал, потянул меня за шею вверх и подложил острый осколок кости под затылочную часть моей головы.
— Давай Анна, быстрее. — прошептал германец и рухнул мне на грудь. Я осязала кожей его сбивчивое, горячее дыхание.
Мое тело восстанавливалось, я провела ладонью по изрешеченному картечью платью и новой, чувствительность коже на животе, пошевелила ногой, согнула ее в колене. Ниже икры я все еще ничего не чувствовала, кроме сильного покалывания, словно мне не отстрелили половину конечности, а я просто отсидела мышцы.
— Что-то ты долго… — застонал Петер. — Анна… слушай сюда, тебе нужна кровь … — Германец перешел на шепот, — Я позову обратно Богдана… Подтяну к себе… А ты… — снова изошелся кашлем блондин. — А ты… вцепись в него и пей.
Я запротестовала всем телом.
— Да не дергайся ты… — Петер пошевелил головой и его белая макушка уперлась мне в плечо. — Сейчас все будет. — Петер набрал воздух в клокочущие легкие. — Эй, Ивано..