Я вцепилась в руку германца и сжала, с такой силой, что суставы в моих пальцах хрустнули.
— Анна… — процедил германец. — Не дури.
К моим губам медленно возвращалась чувствительность.
— Н-н-ет, — прохрипела я.
“НАМ НАДО” — “зверь” рыком запротестовал.
— Ты звал? Что-то с Анной? — Богдан вернулся в особняк и стоял в дверях.
— Нормально всё. — огрызнулся блондин.
— Я взял аптечку из машины. Давай, я забинтую ей голову, — полицейский встал рядом с германцем, — чтобы кости быстрее срастались.
— Не бинты ей… ей нужны. — закряхтел от боли Петер.
— А что? — опешил Иванов.
— К-к-кровь. — через стон ответил германец.
Богдан тяжело выдохнул, и я услышала, как он стягивает с себя куртку.
— Пусть берет.
— Нет. — снова прошептала я.
— Закатай рукав обратно. — печально ответил Петер.
— Но я готов! — выкрикнул майор.
“ВОЗЬМИ ЕГО!”
— Что она сказала?
— “Возьми его”, вроде… Но это была не она, а ее “зверь”, — германец сполз с моей груди и лег рядом.
— Слушай, если ей нужна кровь, то я готов поделиться. Сделаем переливание, смотри, здесь в аптечке есть катетер и жгут.
— Ладно. — прохрипел Петер. — Давай покормим Анну.
Молния на сумочке аптечки скрежетнула, Богдан развернул одноразовый катетер и перевязал жгутом руку. Майор проколол кожу на внутренней стороне моего локтя и сел рядом со мной по другую сторону от германца.
— Так тебя устроит? — ехидно спросил германец.
— Да. — зашевелились мои губы.
Кровь майора потекла по трубке прямо в мою вену. Все мое тело будто наполнилось светом, ярким, жгучим. Я тихо застонала.
— Все в порядке? — взволнованно спросил Богдан.
— Нормально. — прокряхтел германец, — Давай, работай кулаком, orpo. — Анна, ты как ты?
Я не ответила, все мои мышцы приятно тянуло, я утопала в наслаждении.
— Смотри, ее нога срослась целиком. — чуть уставшим голосом указал полицейский на мою еще недавно раздробленную голень.
— Ага. — тяжело выдохнул германец. — Hackfleisch (3), да ты уже белый как мел!
“Не останавливайся”
— Ничего, еще немного потерплю. — Я услышала как Богдан обмяк и его расслабленные ноги вытянулись в коленях.
Петер быстро, насколько он мог, перекрыл поступление крови майора в моё тело.
“НЕТ! ЕЩЕ! ЕЩЕ! НЕ ОСТАНАВЛИВАЙСЯ!”
— Знаю, знаю… — Петер на секунду задумался. — Твоя голова еще похожа на blutwurst (4). Слушай сюда… Я сейчас сменю Богдана.
Петер потянул катетер, достал иглу из моей вены и громко позвал Богдана. Иванов ответил что-то нечленораздельное.
— Ок. Все хорошо. Надеюсь сработает.
Я почувствовала у губ теплоту руки германца. Он длинным ногтем на мизинце распорол себе вену на запястье и быстро приложил его к моим губам. Секунду я протестовала, но тут же ухватилась зубами за кожу, втянула первую каплю крови бессмертного. Кровь Петера словно бензин для мотора, прыснула в мое тело. Я горела огнем, каждая моя клеточка протестовала и одновременно испытывала необыкновенное блаженство. Я чувствовала, как по коже моей головы пробежали мурашки, словно искра, высеченная из камня, разожгла огонь неизвестных мне до селе чувств.
Из неги меня вырвали грубым криком.
Петер корчился от боли рядом со мной, метался на месте, цеплялся пальцами за мраморный окровавленный пол.
Зрение ко мне вернулось и я открыла глаза. Петера трясло, его глаза закатились, были видны только белки, изо рта пошла пена. Его живот был похож на фарш. Регенерация его тела замедлилась, он отдавал все свои силы мне. Я испугалась, сжалась вся внутри и отпрянула от его запястья.
Петер схватился за растерзанную руку и тихо завыл.
Я села, выпрямилась и потрогала свою голову. Половины недавно отросших волос не было, лишь голая кожа на скальпе. Я провела ладонями по векам, скулам — Турский действительно отстрелил мне часть головы своим обрезом.
Теперь это было личное.
— Где Турский? — спросила я Богдана, что с трудом держался в сознании.
— Убежал. — прошептал Иванов.
— Петер, ты как? — я посмотрела на германца, что уже и не пытался скрыть свое состояние за ругательствами и бравадами.
— Плохо. Verdammt (5), как же больно! — Петер утер слезы с щек. — Я в аду. Ты даже не представляешь насколько это больно, когда твою кровь пьют!
Я захлопала глазами:
— Не может быть. Я же давала свое запястье Роману и ничего не чувствовала.