Машка отодвинулась, наклонилась над тортом и полетела на люстру. Кэт вцепилась в нее с воплями, но все стали отбивать и кричать, что никуда Машка не летит. Потом в углу перед окном раскрылись тайные шлюзы, и Кэт увидела Грузовую улицу - но не чётко, а как бы сквозь тюлевую штору проступил увеличенный силуэт мельничной башни, горб каменного моста, громадные деревья. Что еще ей открылось, уже не запоминала - кажется, кто-то на дне рождения стал вдруг голым, и Кэт гонялась за братом Ритки, взрослым парнем, с чужим клетчатым пиджаком, чтобы его одеть, а он уклонялся и визжал. Всех это необычайно развеселило, только Кэт становилось хуже, ее тошнило, хотелось упасть и уснуть, но везде были углы, столы, и диван оказался таким длиииииииииинным, что даже примоститься к его краю никак не удавалось. Потом видения резко кончились, все стало нормально, скучно, серо, точно резко сняли очки с мощными диоптриями. На этом фоне совершеннолетие Кэт, которое они отмечали втроем в дешевой кафешке у вокзала, выглядело просто оргией праведников.
Только лет через 10 Катя прочла в газете, что в 18 веке эту незаселенную окраину занимала парусинная фабрика. Ленивый Ленивец служил, загнанный запрудами, техническим водоёмом для отмочки грубых волокон, из которых ткали ткань для парусов. Каменный мосток сложили в конце 19 века - новосёлы падали и ломали себе ноги в оврагах, весной разлившийся Ленивец отсекал слободских от вокзала.
..... Весной 11 класса Кэт не сомневалась, что подаст документы в училище бытового обслуживания на парикмахера. Профессия кормящая, выручит всегда - с людьми не выйдет, можно стричь собак и кошек к выставкам. Но где-то в конце марта она села на кольце в 3 трамвай. В полупустой вагон заскочили еще две школьницы помладше на год-два. Говорили девчонки громко, так, что звуки разносились по всему трамваю. Одна сказала, что подаст документы после 9 класса в железнодорожный техникум. Другая девчонка возражала ей - а как же "психи"? "Психами" называли ПНД. Кэт насторожилась. Неужели есть способ обмануть приёмную комиссию?
- А я хитро сделаю, - уверила первая школьница, - фамилию возьму папину и поступать буду в Брянске.
Кончались девяностые, еще возможно было проскочить. Кэт жила без паспорта. Родители давно разведены, поэтому она имеет право взять мамину девичью фамилию - Бунькова. Все было решено за минуту. Екатерина Сергеевна Махеева умерла в 3-м трамвае на остановке "Старый универмаг". А только что родившаяся беспорочная Екатерина Сергеевна Бунькова подаёт чистую справку в любой другой железнодорожный техникум. Мечта заведовать маленькой станцией никуда не делась.
И всё сложилось как нельзя удачно. Экзамены, жарища, духота, ляжки исписаны мелко формулами, к изнанке штор прилепляли булавками вырванные тетрадные листы, всовывали в щели между крышкой парты трубочки с ответами на 58 вопросов. Адская пора, но Кэт ее вытерпела, и вот уже портниха из бывшего ателье ОРС-НОД колет ей бок булавками. Выпускное платье с ассиметричным подолом обвивает вытянувшиеся ноги. В зеркале на нее глядит взрослая шатенка. Выпускной Кэт хотела пропустить - сумма неподъемная. Мама впервые за несколько лет пошла в школу - раньше б летела драконом дочь защищать! Разругала всех - нечего спаивать, и, создав "коалицию" с мамами-баптистками, выбила право деньги на банкет не сдавать. Договорились, что мама заберет Кэт вскоре после вручения аттестатов, кто хочет банкет, пусть останется, но они уйдут. Случилась в тот день нештатная ситуация, мама со смены уйти не смогла. Кэт прождала ее за воротами школы, вздохнула, и, держа в руках аттестат, пошла домой через Орёл-2. Каблуки ее вязли в корках высохшей пыли, подол зацеплялся о колючие ветви. Везде царила темнота, ночь, несмотря на обещание прохлады, стояла все равно душная, липкая, тропическая. Вдруг Кэт увидела плошки зеленых глаз. Собаки! Неожиданно для себя она очутилась на дереве у забора товарной станции, в длинном розовом платье, охвостье которого намоталось на шершавый ствол. Псы исходила слюной, Кэт дёрнулась, обронив новую туфлю. Вкусная кожа им понравилась.
В июле тот же самый ПНД, не моргнув глазом, выдает ей чистую справку на фамилию Бунькова, которая нигде у них не значилась. Через три недели Кэт уже заселялась в общежитие ж/д техникума в одном из городков Ленинградской области. Комната была сырая, тёмная, окно выходило на склад, но душа Кэт ликовала - она поступила. Сама. Чудом.
2.Мост в никуда.
Катя поднялась с дивана обратно в 2009. Вышла на кухню в новом тонком халатике, еще пахнувшем краской. Рукава его были короткие, мама увидела, что все руки Кати изрезаны сплошными багровыми полосами. Там проглядывали бордово-розоватые кресты, копья, щетинистые стрелы. Раны эти Катя нанесла острым сколом старой суповой тарелки, специально ей разбитой. Протестуя самоубийством против несправедливого приговора, она надеялась не попасть в колонию. Тюремные врачи ее зашили и после пары месяцев наблюдения в больнице, где Катя еще душилась, глотала ложки, выбрасывалась из окна - отправили отбывать незаслуженное наказание с пометкой "особо опасна". Что ее и спасло.
- Как же ты будешь жить с такими руками?!- всплеснула мама.
- Ты лучше спроси, как я буду жить с судимостью - парировала Катя, - резко отдернув руку, - меня теперь даже в уборщицы не возьмут.
Уборщицей Катю действительно не взяли. Она мыла полы в своей родной школе, болтаясь во все том же заколдованном прямоугольнике Витебского сада, но официально там числилась ее мама. Так продолжалось месяца четыре долгой, тусклой зимы. Однажды, гоняя швабру по длинному коридору, Катя услышала обрывок разговора о ней директора с секретаршей. Все они были люди новые и ее не знали.
- Надо при случае как-нибудь ее убрать.
Уходя с последней своей уборки, Катя горестно посмотрела на черные силуэты яблонь в пришкольном саду. Яблони за годы заметно ссохлись, скрючились, словно старухи в ожидании своей скорбной участи. Под деревьями валялись стопки сухих ветвей, наломанных ветром и аккуратно уложенных на субботнике. Когда-то и Катя собирала граблями листву под яблонями, фантазируя, как это могло раньше выглядеть, а классная руководительница, рина Игнатьевна, на нее кричала - Махеева! Ты чего задумалась? И класс смеялся. Жёлтый фонарь освещал коренастые стволы под слоем лишайников и ран. За все эти годы Катя так и не удосужилась точно разузнать, сколько на самом деле лет этим страдальческим деревьям? Может, они правда выросли из пней и корней Витебского сада, воскресив его вновь? Может, и в самом деле нет никакой смерти, а только тщательно завуалированное перерождение - вот как с Витебским садом? Одна огромная яблоня, ствол толстенный, не обхватишь - явно ж она старше школы! Или нет? Фантомы прошлого обманчивы. Не разобраться, что было на самом деле, а что уже дорисовало наше современное воображение. Витебский сад все же, хоть и звался садом, был парком, с преимущественно лиственными деревьями.
Хотя фантомы иногда полезны. Ведь призрак вырубленного сада вытащил страдающую Катю тогда из бездны. Да, ее Витебский сад был во многом ненастоящим, большим и всегда яблоневым, хотя на самом деле он занимал немного места. Но сейчас этот самообман вдруг стал ей необычайно дорог и необходим - может, потому, что больше ничего не осталось в жизни? Катя погрузилась в прошлое, стала копать под корни, рыть носом, как роет барсук, натренированный вынюхивать под землей трюфели. Зачем? Чтобы через это прошлое найти себя. Сказать точно - вот я, Екатерина Бунькова, правнучка Ермолая Тимофеевича, пришедшего на станцию Орёл-товарный в голодный 1891 год и нанявшийся там в стрелочники. Вот мое родовое гнездо - дом у нынешнего ДК ЖД, где выбившийся в люди прадед держал лавку скобяных изделий и посадил там грушу. И эту грушу Кате показывала в 1991 году, почти через 100 лет, бабушка, когда они стояли в очереди за кастрюлями, которые так и не достоялись. Зима 1991 года была полуголодная, пустые полки, дикие очереди с драками, разнимаемыми милицией.