Сестра его, Люська, не поехала на Брянщину. Она была отличница — и ее премировали путевкой в Артек. Через две недели Люська Воробьева поедет на берег Черного моря…
Готовились к отъезду Ладонщиковы. У дяди Кости отпуск с 25 июня. Сашка не готовился: отец сказал, что уголовному элементу — так он назвал сына — делать в деревне нечего. Сашка останется на две недели с бабушкой в городе. Бабушка больная, и Сашка будет в аптеку за лекарствами бегать. И в магазин за продуктами. А присматривать за ним будет близкий родственник, что за речкой живет. У него отпуск через две недели, и он, если Сашка будет себя хорошо вести, привезет его вместе с бабушкой в деревню.
Сашка оказался крепким парнем: два раза вызывали его в милицию, но приятелей он так и не выдал. Отец девчонки, ее звали Верой, требовал построже наказать Сашку. И во что бы то ни стало раскрыть и обезвредить всю «шайку». «Это ведь настоящий бандитизм! — возмущался он. — Представляете: вечер, трое в масках и вооруженные до зубов! Девочка пришла домой белее снега. Просто удивительно, что она не стала заикой!» Папа совсем не знал свою дочь. Сашке хотелось рассказать, как она умоляла взять ее на «мокрое дело», но удержался. Во-первых, все равно не поверили бы, а во-вторых, Вера, когда снова увидела Сашку в милиции, вдруг заявила, что, вполне возможно, она и обозналась… А потом потихоньку сунула ему в руку горсть конфет.
Эта история с ограблением наделала шуму, и милиция вот так сразу не хотела прекращать дело, хотя всем давно было ясно, что никакой вооруженной шайки не существовало, да и ограбление не что иное, как очередная проделка мальчишек с Чапаевской улицы. Этим делом никто не занимался, но оно еще не было закрыто. И поэтому мальчишек по-прежнему лихорадило. Витька Грохотов и Гошка даже осунулись. Они каждый день дожидались, что за ними наконец пожалует товарищ Васильев. Как-то, случайно увидев из окна милиционера, Гошка чуть не подавился супом.
Спокойнее всех чувствовал себя Сашка. Его вызывали в милицию, выпороли, отчитали, впереди его ожидали безрадостные дни в городе с хворой бабушкой. Сашка совершенно справедливо считал, что вполне достаточно наказан, и успокоился. И даже немножко чувствовал себя героем.
Шли дни, похожие один на другой. Ребята ходили на речку, играли в лапту, орлянку. Гошка все еще надевал по трое трусов и, несмотря на тридцатиградусную жару, носил штаны из чертовой кожи. У него даже походка изменилась. Скоро Гошке стало невмоготу, и он снял одни трусы, а потом и вторые.
Взрослые не узнавали своих сорванцов: тихие стали, смирные, беспрекословно ходили в магазин, выполняли все поручения. Особенно изменился Гошка. Раньше, бывало, то и дело чужие матери приходили к его родителям и жаловались, что Гошка то рубашку порвал в драке их сыну, то мяч послал в раскрытое окно и разбил картину на стене, то выпустил перья из пуховой подушки, выставленной во дворе на просушку. А теперь Гошка стал вежливый и послушный. Если раньше в ответ на любое замечание взрослых огрызался, то сейчас смиренно наклонял голову и извинялся.
Да и ребята заметили, что самый отчаянный мальчишка с Чапаевской улицы поджал хвост. Даже когда ядовитый Соля Шепс как-то подковырнул Гошку, тот смолчал. Раньше такого не было.
Когда однажды во дворе снова появился товарищ Васильев, даже без формы и в нерабочее время, Гошка срочно вызвал Витьку на улицу. Тот, не допив чай, выскочил за дверь, провожаемый укоризненным взглядом матери.
— Ты что? — удивился Витька. — Не дал поужинать…
Гошка молча направился в парк. Там за толстым кленом остановился и взглянул на приятеля. И взгляд у Гошки был нервный, бегающий. Нижнюю губу он прикусил.
— Видел Васильева? — спросил он.
— Ну и что?
— Чего он все время шляется у нашего дома?
— Так уж и все время, — возразил Витька.
— По-моему, он напал на ваш след, — шепотом сказал Гошка. — И теперь выслеживает, как ищейка. Сегодня он был без формы. Прошел мимо дома, завернул во двор, постоял в парке и знаешь, что он сделал?
— Вытащил фотоаппарат и сфотографировал наш дом…
— Он посмотрел на наши окна, — не обратив внимания на шутку, продолжал Гошка.
— Чего проще было ему зайти, — сказал Витька. — И спросить, что надо. Он всех наших знает.
— Он напал на след, — сказал Гошка. — Теперь нам крышка.
Витька внимательно посмотрел на него. Даже в сгущавшихся сумерках было заметно, как волнуется Гошка. Тогда еще Витьке и в голову не могло прийти, что Буянов просто-напросто трус. И поэтому он сказал: