Пир закончился, и Джаннина, отведя старика в сторону, прошептала ему: «Позвольте, почтенный друг, Лизе уединиться сейчас в спальне, она разденется и встретит вас в темноте, — пощадите ее стыдливость».
Конегиани согласился, приказал слугам удалиться, предвкушая свое счастье. Падуанец тоже попрощался. Лиза ждала на лестнице, пока не вернется Джаннина, чтобы покинуть дом вместе со своими друзьями. Посланник в темноте направился в свои покои. Лег в постель, немало удивленный тем, что его подружка спустя всего лишь несколько минут уже так крепко спит. Сначала он счел это за притворство, но крепкий и здоровый храп вскоре убедил его в обратном. Раздосадованный, он довольно долго будил заснувшую женщину. Наконец она проснулась и, заметив рядом мужчину, который, как ей казалось, хотел совершить над ней насилие, принялась истошно кричать на своем непонятном варварском наречии. Посланник в ужасе вскочил с постели и, теряя самообладание, стал звать слуг и требовать, чтобы принесли свечи. Проснулся весь дом. Прибежали слуги со свечами и увидели дрожащего полуодетого посланника. Пока он приходил в себя, рабыню поскорее увели, поверенный слуга отдал ей внизу платье. Старик, ошеломленный, сотрясаемый нервной дрожью, упал в кресло, ничего не соображая. Каково же ему было, когда вдруг перед ним выросли две фигуры, и в одном из мужчин он узнал свою высочайшую повелительницу донну Изабеллу! Ему казалось, что пол проваливается под ним.
— Теперь я узнаю вас, — обратилась к нему озорная донна, — вас, выдававшего себя за моего возлюбленного, за моего неизменно верного поклонника. Смотрите, какой острый глаз у ревности, которая следит за вами уже много дней, и теперь стала свидетельницей вашего клятвопреступления, вашего позора. Я не хотела верить кузену Троило, что вы — старый, коварный, неверный человек — способны на столь низкий поступок. Он всегда считал вас легкомысленным сластолюбивым обманщиком, всегда предостерегал меня от общения с вами. Предпочесть мне, кого вы боготворили на словах, такое чудовище! Так отдаться пагубной страсти. Я никогда не поверила бы, что такое возможно, даже услышав об этом от самого надежного человека. Но теперь я увидела все своими глазами и чувствую несказанную боль. Может быть, скажете хотя бы слово в свое оправдание?
Старик, растерянный и смущенный, опустился на колени и униженно просил прощения. Он все еще не мог прийти в себя, не мог говорить и меньше всего отважился бы на это в присутствии Троило, прихода которого, собственно, не предвидел. Он только умолял, когда расставались, не предавать огласке произошедшее с ним и молчать о его неудаче. Это ему обещали, и донна Изабелла была рада снова оказаться на улице, не узнанная слугами дома. Однако приключение посланника не осталось неизвестным, и ему пришлось выслушивать намеки на тайное свидание с чужеземной прелестницей, как отзывались в его присутствии о безобразной рабыне. Между тем Изабелла радовалась своему освобождению от назойливого кавалера, а он не смел протестовать.
— Это забавное происшествие, — заметила матрона, — если оно не слишком приукрашено, — лишнее подтверждение тому, что при дворе жизнь устроена совсем по-иному, чем думаем мы, простые смертные.
— Несправедливо, конечно, — сказала Виттория, — критиковать поступки людей, как будто они персонажи книги, но должна признать, что совсем не понимаю эту донну Изабеллу. Красивая, трезвомыслящая, остроумная, образованная — и проводить время в пустых забавах! Неужели она не чувствует, что, выставляя на смех старого посланника, она тем самым унижает и себя? Благородный человек должен прежде всего думать о том, кого он выбирает в друзья, ибо самые нежные и возвышенные натуры страдают больше всего от плохого окружения; серенькому человеку гораздо легче, ибо он в своей незначительности владеет таким оружием, какого лишены люди с утонченной душой.
— Очень верно подмечено, — промолвил дон Джузеппе, — обычный человек, не одаренный талантами от природы, не способен подняться до божества, не может превратиться и в злодея. Чем натура утонченнее, нежнее, тем легче ей скатиться в бездну порока.