Однажды в таком настроении герцог снова отправился в дом Перетти, как обычно, без сопровождения. Войдя, он обнаружил, что дом пуст и только Виттория сидит в беседке одна. Он застал ее врасплох: задумавшись над стихами, она так углубилась в свою работу, что заметила его только тогда, когда он, склонившись над ее плечом, уже прочел написанное. Виттория удивилась, но не испугалась и не пыталась изобразить испуг, обнаружив себя неожиданно наедине с возлюбленным. Браччиано порадовало ее самообладание, а она ответила:
— Если бы я сейчас расчувствовалась или разгневалась, вы, мой друг, могли бы принять это за притворство, поскольку вы застали меня так внезапно за моими стихами и таким образом познакомились с ними. Но это совсем не так. Вы, кажется, сказали вчера, что не сможете навестить нас сегодня. Моя мать и Перетти у кардинала — ушли благодарить его: процесс о наследстве наконец завершен, и в нашу пользу. Слуги получили приказ отклонять все визиты, и только ваше имя не было упомянуто, ибо я не надеялась увидеть вас сегодня.
— Значит, мне выпало негаданное счастье встретить вас совсем одну, — ответил Браччиано, — а теперь позвольте мне прочесть эти милые признания.
— О Виттория, — воскликнул он спустя некоторое время, — что ты за существо, что за чудо! — Он обнял ее, и она не стала уклоняться от его поцелуев.
— Что с тобой? — спросил он, почувствовав, как она дрожит.
— Со мной? — переспросила она взволнованно. — Я не могла себе вообразить, что нам, людям, дано испытать такое блаженство. Я слишком счастлива рядом с тобой. Такое счастье, говорили древние греки, боги не допустят, они вскоре разлучат нас или пошлют беду. О Джордано! Мы дерзновенно испытываем судьбу, такое непозволительно простым смертным, и боги накажут нас. А ты счастлив?
— Больше, чем можно передать словами, — ответил герцог в восторге. — Ты так умна и благородна, что без единого слова почувствовала и поняла мою любовь. Поблагодарим же богов, вместо того чтобы их бояться, — наше чувство, наше мужество вызвали их благосклонность. Пусть к нам спустится весь Олимп, не будем бояться участия в их триумфе.
— Что ты чувствуешь, любимый? — спросила она.
— Что безоговорочно принадлежу тебе, а ты мне, — ответил он в опьянении, — что между нами нет сомнений, никакой страх не может помешать нам быть честными и искренними друг с другом и омрачить эту радость; ты не скроешь от меня ни одного уголка своего сердца и на каждый вопрос с любовью дашь ответ.
— Да, мой друг, — сказала Виттория, — я всегда этого хотела, но если ложь должна быть изгнана из наших отношений, то всё же надо признать, что иногда бывает очень трудно найти настоящую правду. В притворстве и лжи говорит злой дух, но в страсти не всегда говорит голос правды.
— И ты, любя, всё же не можешь решиться стать полностью моей, отдаться мне без остатка? — промолвил Браччиано. — Разве ты сама не хочешь этого? И можешь равнодушно наблюдать, как я исхожу в тоске? О обожаемая, давай не будем увеличивать наши страдания, собственными руками возводя преграды на своем пути.
— Ты поймешь меня, любимый, — ответила Виттория, — мое сердце, душа, каждое желание — твои; разве может быть иначе, если я хочу этого всем своим существом. Полностью принадлежать тебе — это самое сокровенное, самое естественное мое желание с тех пор, как я узнала тебя. Пылкое желание, блаженство и рай означает для меня то слияние, на которое я раньше смотрела с ужасом, — но разве любовь и без этого — не высшее счастье? Каждый твой взгляд отзывается в моем сердце, каждое слово — откровение, а каждое пожатие руки — блаженное единство душ. Будь я свободна, любимый, я пошла бы навстречу твоему желанию, я с сочувственной улыбкой смотрела бы на мир, если бы меня назвали твоей любовницей. Но я дала священное слово матери, кардиналу и Перетти, торжественно поклялась никогда не изменять, никогда не давать повода ставить мне в вину слабость и неверность. Я должна сдержать обещание, данное доброму, благородному Монтальто, и не имею права причинить боль ему и своей матери. Ты не знаешь, от какого позора спас нас Монтальто этим печальным браком. Если бы я была свободна, то стала бы твоей. Видишь, я рассказала тебе правду со всей любовью.
Браччиано в отчаянье ударил себя ладонью по лбу и раздраженно зашагал по беседке.
— Почему, — воскликнул он, — я не встретил тебя раньше? Ты — моя супруга! Какое счастье сравнилось бы с моим! О моя божественная! Что по сравнению с тобой эта презренная Бьянка Капелло, притворщица и обманщица? И тем не менее она теперь — полноправная супруга князя — настолько охвачен страстью слабый Франческо.