Между тем Виттория находилась в своей тюрьме. Защищенная толстыми стенами, она ничего не знала о боях на улицах, не слышала ни диких криков, ни выстрелов. Во время этого мятежа, когда губернатор и Вителли бесшумно принимали меры по защите крепости, на случай если восставшие отважатся на штурм, она сидела и писала стихи в своей тихой комнате. «Разве память о нем, — думала молодая женщина, — не рай и не Царство Небесное? Мой любимый стремится сюда — я постоянно чувствую это.
А разве я не счастлива? Враги затихли, их нападки отбиты, надсмотрщики приятны, учтивы, утонченны: каждое мое желание исполняется, как только я его выскажу. Бедный Тассо, как счастлива я, когда сравниваю свою судьбу с твоей.
Дважды злой демон возвращал тебя в ненавистную Феррару. Ты не слушал предостережений, тихий шепот твоего гения заглушала страсть. А теперь ты, благороднейший из всех, томишься в затхлой, мрачной, тесной камере{121}, брошенный на поругание своим сторожам. Когда ты размышляешь и творишь, тебя оглушают вопли сумасшедших, живущих рядом с тобой. Разве ты — безумец? Держать тебя в сумасшедшем доме! Наглые, слабоумные сумасброды на свободе высмеивают тебя, проходят мимо тюрьмы, издеваясь над тобой или сочувственно пожимая плечами. А бесчестный Малеспина издает твою поэму самовольно{122}, без спроса, лишая творца последней надежды, и посылает ее мне, прекрасную и грустную. Произведение обезображено, а болтун пишет мне, что так всё же лучше, чем если бы поэма потерялась совсем; герцог заставил издать ее. Бьянка тоже желала этого всей душой.
Нужна целая армия, чтобы уничтожить тиранию, суесловие, неприкрытое злорадство, раздавить весь этот змеиный клубок».
Вошел лейтенант Вителли. Он рассказал Виттории о мятеже и убийствах после того, как якобы воцарилось спокойствие.
— Теперь святой отец насытил всех жертвами, которые он принес мятежникам, — произнес он.
— О Луиджи! — воскликнула Виттория. — Этот злой дух, этот человек, внушающий ужас, известен мне, но Небо хранит меня от необходимости его видеть. Он — воплощение ярости и грубости, но по существу он еще страшнее, ибо может разыграть человека утонченного, галантного. Даже когда он приветливо смеется, то думает о самом гнусном.
— Вы преувеличиваете, прекрасная госпожа, — ответил Вителли. — Скорее всего Луиджи, как и большинство людей, на подобные поступки вынуждают обстоятельства, а не внутренняя злоба. То дурное, что совершают люди, не надо списывать на их плохой характер. Иногда мы бываем так слабы, что многого не можем допустить или, наоборот, избежать, даже если и хотим, как, например, святой отец или почтенный губернатор. Они оплакивают удар, нанести который их принудили обстоятельства. Будьте здоровы, меня вызывает папа.
— Постойте, — воскликнула в испуге Виттория. — Позвольте предостеречь вас, друг мой. Разве вы не боитесь в такое время появляться на улицах Рима? Вы не должны так рисковать. Папа примет ваши извинения, а губернатору следовало бы просто запретить вам выходить.
Вителли улыбнулся в ответ:
— Женские страхи!
— Вы, мужчины, все таковы. По-вашему, женщины боятся всего и трепещут перед вами. Но бывает робость столь же мудрая, сколь и мужественная; безрассудную смелость и легкомыслие не стоит называть мужеством. Прошу вас, останьтесь сегодня в крепости, если не хотите, чтобы я умерла от страха за вас: я вижу черного демона за вашей спиной, он злобно и коварно ухмыляется.
— Я счастлив, — ответил молодой человек, — что вы принимаете такое теплое участие в моей судьбе.
— Не надо пустых фраз, — воскликнула она, — сейчас для них неподходящее время. Как сравню ваше нежное лицо, ваш благородный, мягкий характер с Луиджи и ему подобными!.. Останьтесь, друг мой, мы почитаем и займемся музыкой, ведь вы еще не дочитали до конца «Освобожденный Иерусалим».
Вителли снова улыбнулся, нежно поцеловал ее руку и направился к двери.
— До свидания! — крикнул он в ответ.
«Эти мужчины никогда не бывают серьезными, — сказала себе Виттория, — считают, что должны демонстрировать свое восхищение нами даже в те моменты, когда это совершенно неуместно. Несчастье женщин в том, что мы не можем найти настоящего друга среди мужчин. Они обожествляют нас на словах, а на самом деле совсем не уважают. Вот и кроткий любезный Вителли хочет выглядеть героем в моих глазах… «Нет ни одного настоящего друга среди мужчин», — это я только что сказала? О, я должна попросить у тебя прощения, добрый, верный Капорале!»