— Поразительно! — сказал император. — Я никогда не слыхал о подобных делах.
— И это еще не все! — увлеченно продолжал Диафеб. — О, это только начало всех тех чудес, которые были совершены Тирантом и всеми нами, кто находился на корабле! Башни и борта нашего корабля были обложены матрасами, на коих мы спали, поэтому если снаряды и попадали в корабль, то не могли причинить ему никакого вреда, ведь они застревали в матрасах. Зато у нас были масло и смола, и Тирант приказал бросать в подходящих мавров эти обжигающие материалы, и мавры корчились от нестерпимой боли и поскорее отходили от нас. Вот как мы сражались день и ночь и в конце концов сумели подойти к Родосу. И в наш корабль попало столько копий и стрел, что все паруса были приколочены ими к мачтам, так что нам пришлось идти на веслах.
— Несомненно, это самая удивительная история из всех, что я когда-либо слышал, — объявил император. После чего он поднялся и сказал, что удаляется к себе.
И Диафеб остался наедине с дамами.
— Какая жалость, — сказала Кармезина, — что столь отважный и находчивый рыцарь, каким, несомненно, является Тирант, вдруг так сильно пострадал от морской болезни!
— У него обычное несварение, — ответил Диафеб, — но это пройдет.
— Поразительно, — добавила Эстефания, покосившись на свою царственную подругу, — что рыцарь, который так отличился в морском сражении, вдруг начал терзаться морской болезнью.
— Все дело в ветрах, которые скопились у него в желудке, — объяснил Диафеб. — Они-то и причиняют ему самую большую боль.
— Бедняжка! — вздохнула Эстефания, прикрывая лицо рукавом.
У Диафеба не было никаких сомнений в том, что Эстефания втайне смеется над ним, и потому он рассердился и начал притворно кашлять.
— Да, все дело в волнениях на море! — повторил он сквозь кашель.
Но благодаря этому кашлю вышло так, что он слишком сильное ударение сделал на словечке «на», так что получилось «нАА!», а поскольку это словечко соединялось в его речи со словом «море», то и получилось нечто несуразное, напоминающее «Аморе».
— Чем смеяться надо мной и моим кузеном, — сказал Диафеб, переставая кашлять, — лучше бы вы, ваше высочество, узнали истинную причину нашего появления в Греческой империи.
— Неужели существует еще какая-то «истинная причина», помимо той, о которой нам известно? — изумилась принцесса. — Ведь мой отец написал письмо магистру Родоса, в котором просил о помощи против турок. И великий магистр Родоса, посоветовавшись с королем Сицилии, избрал для этой цели самого лучшего из рыцарей и отправил к нам Тиранта Белого.
— Каждая вещь и каждый поступок, — с важным видом произнес Диафеб, — имеет несколько причин, каждая из которых является истинной в той сфере, которую охватывает. В сфере телесной наше появление здесь было вызвано желанием вашего царственного батюшки. Но в сфере духовной все обстояло совершенно иначе, и эта причина, как продиктованная высшими силами, главенствует над прочими.
— Назовите нам ее, в таком случае, — нахмурилась Кармезина.
Хмуриться у нее получалось плохо, ибо кожа на ее лбу была слишком гладкой и упругой вследствие чудесной молодости принцессы, так что морщинка между бровями никак не желала складываться. И поэтому принцесса перестала хмуриться, а вместо этого изогнула брови.
— Что ж, если правда вам придется не по вкусу, можете отправить меня с мельничным жерновом на шее прямо в морскую пучину, — храбро заявил Диафеб. — И все же главная причина нашего появления в Византии — упорные слухи о несравненной красоте вашего высочества. Не видя еще принцессы Кармезины, но лишь слыша о ее достоинствах, мой господин и брат Тирант испытал сильнейшее желание увидеть эту несравненную принцессу и сделаться ее слугою. И если придется нам вести здесь кровопролитные войны — то мы готовы и на это исключительно из любви к вам и ради возможности взирать на вас.
— Клянусь страданиями матери, которая произвела меня на свет! — воскликнула тут принцесса. — Да разве не для того, чтобы вести здесь войны, вы сюда и прибыли?
— На самом деле нет, — отважно сказал Диафеб. — Войны — лишь приятное дополнение к основной причине. Как я уже и говорил, Тирант предпринял это путешествие для того, чтобы предстать перед дочерью императора, а когда это свершилось, слег в постель, сраженный вашими совершенствами. Довольно было одного лишь взгляда на вас, чтобы он захворал смертельно. А теперь, когда вам известно все, прошу меня простить.