Мануил протянул мне вторую грамоту, подобную первой, только печать побольше, да чернила золотые, и снятый с пальца массивный золотой перстень с алмазом и императорской монограммой, выложенной рубинами, сапфирами и изумрудами. Опустившись на левое колено, я принял императорские подарки. А ничего так стеклорез! Вот я и в чинах вырос. Глеба обошёл, и с Эвраром де Баром сравнялся. Я же теперь тоже магистр, хе-хк… Правда, без Ордена. Может, свой основать, сразу приняв в него ребят? А если серьёзно, то немного неудобно перед Велемирычем и магистром Тамплиеров. Они годами воюют, а я за одну ночь взлетел… Так что прав Мануил, грамоты и императорский перстенёк лучше не светить без крайней необходимости.
— Теперь ступай! — Мануил снова опустился в кресло. — Думаю, излишне напоминать, что о сказанном здесь, кроме нас троих, никто не должен узнать.
— Ваше Величество, — я тоже поднялся на ноги. — Я никому не скажу ни слова даже на исповеди. Но я не могу поручиться за стены ваших покоев.
— За них не бойся, в этих стенах ушей нет, — император усмехнулся и, когда я шагнул к выходу, остановил меня вопросом:
— А скажи мне, рыцарь, почему ты решил предупредить нас о грозящих опасностях, и подсказать, как из них выбраться?
— У вашей империи есть заслуги перед Верой Христовой. Если бы вместо Империума были разрозненные враждующие государства и племена, разделённые войнами, границами, языками, Апостолы и Отцы Церкви не смогли бы так быстро научить столько стран учению Христа. Сравните, насколько медленнее и тяжелее христианство укоренялось в странах, не входивших в Империю. А ещё, без союза с вашей Империей воинство Христа не добьётся победы, равно как и наоборот. Кроме того, империя ромеев сохранила мудрость древних времён. Без этого в Европе сейчас царила бы тьма дикости. И наконец, от падения вашей Империи христианскому миру будет только хуже. Поэтому вам дали шанс. А насколько вы будете его достойны — зависит только от вас.
Поклонившись, я вышел из покоев и, сопровождаемый взглядами гвардейцев у дверей, слуг, подпиравших стены, и примикирия Никифора, сидевшего в кресле, побрёл к своим покоям. Добравшись, я успокоил ждавших меня ребят, после чего, запершись в своей комнате, разделся и завалился на кровать. Спать хотелось зверски, но у меня ещё хватило сил проанализировать случившееся.
Итоги рандеву с императором неоднозначные. С одной стороны, вроде как сделал карьеру в Византии и поднял недурную сумму в золоте. А с другой… «Он слишком много знал». Одна надежда — Мануил правитель умный, и не станет резать курицу, несущую золотые яйца инсайда. Собственно, прикомандированная банда Глеба и императорские грамоты с колечком тоже неявно намекают, что Мануил предпочитает видеть меня живым. Хочется в это верить. С этой мыслью я окончательно провалился в сон.
Константинополь, Влахернский дворец. 26 октября 1147 года. Перед рассветом.
Когда за французским рыцарем закрылись двери, император махнул рукой логофету дрома на соседнее кресло:
— Садись, Иоанн. Выпьем за Святого Януария и его предупреждения.
— Святого ли? — спросил Каматир, присаживаясь и разливая вино.
— Разве могут быть сомнения? — Мануил поднял брови. — Надеюсь, ты не думаешь, что деревенский парень может иметь такие знания, которые он показал, и так рассуждать о государственных делах? Да ещё придумать все эти «подзорные трубы», «микроскопы», жилеты и пояса святого Николая, самогонные аппараты для изготовления спиритуса, и прочее, о чём докладывали наши люди в армии крестоносцев.
— Нет, я так не думаю, Божественный, — ответил Каматир, отпив вино следом за монархом. — Но эти откровения могут быть и от кого-то снизу…
— Это вряд ли, — император захрустел сладким плодом рожкового дерева. — Ты сам докладывал, что он бывает на молебнах, исповедуется, причащается. Хотя дерзок он конечно, дерзок… Другой уже загремел бы в Анемас за оскорбление Величия. Но не в этом дело. Не думаю, что общавшиеся с ним Сугерий, Примас Франции, Бернар из Клерво, да и кардиналы, сопровождающие крестоносцев, не раскусили бы козни Дьявола. Они хоть и латиняне, но в таких делах хорошо разбираются. К тому же, все богословы сходятся на том, что враг рода человеческого не может знать будущее, и способен только на смутные догадки. Нет, слова этого рыцаря — явно предупреждение свыше. Очень ценное и своевременное предупреждение, надо сказать. Теперь мы точно знаем, кто из наших врагов насколько опасен, какие у них есть уязвимые места, и когда будет удобный момент чтобы нанести им смертельные удары. И если зная это, мы не сможем разделаться с ними поодиночке, используя против друг друга, с каждым в свой час — фоллис[23] нам цена. И мне как императору, и тебе как моему самому доверенному помощнику.