И в город переехать Алёна Толю убедила. Так-то у него в Посёлке была работа, мать плотником на ферму устроила, и сам Толя всё бросать и ехать на новое место не решался.
Ссорились они нечасто, хоть споры разные, бывало, возникали.
– Чувствую, плохое что-то случится… – сказала Алёна.
И вот тут Толя неправильно себя повёл. Рассердился и на Алёну почти что накричал. Жалел потом, конечно. И так после визита на Маяковского материться хотелось, а тут ещё и это. Вот и высказал всё, что думает о жизни в Посёлке, о дурацкой идее вернуться туда. А заодно и о Алёнином нытье и пророчествах дурацких. Кассандра, блин!
Тяжёлый получился разговор, и некрасивый. И закончился ничем. Ни о каком примирении и речи не было. И спать легли в разных комнатах.
Утром, естественно, не разговаривали.
На работе ничего интересного не произошло. Ближе к вечеру позвонил Лосев, попросил задержаться – будет товар. Дождавшись, всё приняв и замкнув склад, Толя переоделся и понял, что домой идти не хочется. Отправил Алёне эсэмэску: «Задержусь», склонился над столом, посидел в задумчивости.
А когда поднял голову, то увидел напротив Михалыча.
– Привет…
– Приветливей видали, – усмехнулся призрак. – Что, грусть-тоска? Наливай.
Толя колебался недолго: вздохнул и достал из шкафа спрятанную в старом валенке початую бутылку.
После первых же ста граммов Толя разговорился. Поделился с Михалычем, как догадался о зашифрованном в подсказке адресе, как ходил туда и нашёл только заброшенную стройку. Потом рассказал, как поссорился с Алёной. И из-за чего поссорился, тоже рассказал. Призрак слушал, сочувственно кивал. Глядя на Михалыча, Толя вдруг подумал, как это выглядит со стороны: вот он сидит, закрывшись в кабинете, пьёт, разговаривает с кем-то, кого никто кроме него не видит. Может, и нет никакого Михалыча, подумалось вдруг. Может, это лишь галлюцинация? А он, Толя, просто пьяный грузчик с поехавшей крышей?
Подумав об этом, Толя очень испугался. А испугавшись – напился, да так, что под конец наорал на Михалыча и чуть драться не полез. Хорошо, Михалыч бесплотен, а иначе буйный Толя, глядишь, и ввалил бы старику. Тот смотрел на это всё, хихикая в бороду, потом махнул рукой и скрылся в стене.
Толя что-то ещё побурчал сам с собой, закрыл кабинет и побрёл нетвёрдым шагом к проходной.
Постояв минут пять на остановке, пошёл пешком. Погода выдалась хорошая, тёплая, а может, это подвыпившему Толе так казалось. Звёзды в тот вечер светили как-то особенно ярко.
Проходя мимо поворота на улицу Маяковского, остановился. Будь Толя трезвым, ему бы, наверное, и в голову не пришло снова тащиться к дому номер три. Что там делать, в темноте? Но трезвым Толя не был.
Фонари не горели. Спотыкаясь и шлёпая по грязи, Толя побрёл в начало улицы. Пару раз из дворов лаяли собаки, и оба раза Толя вступал с ними в короткую словесную перепалку.
Дойдя до дома номер три, на забор забираться не стал, пролез под воротами. Обойдя дом вокруг, остановился у нагромождения плит.
В высоком тёмном небе молодой месяц о чём-то шептался с веселыми, чуть смущёнными звёздами. Ржавый прицеп походил на притаившееся в траве чудовище, но Толе совсем не было страшно. Он посмотрел на мерцающий небосвод, вдохнул полной грудью, радуясь своей молодости и хмельной бесшабашности. Подошёл к прицепу, улыбнулся, встал в стойку, поднял над головой воображаемый меч.
Вдруг в оконном проёме недостроенного второго этажа мелькнул красный огонёк. Толя встрепенулся, осторожно прошёлся, присматриваясь. То ли показалось, то ли нос действительно уловил запах сигаретного дыма. Толя подошёл к крыльцу, взобрался и стал бесшумно, как ему казалось, подниматься по бетонным ступеням. Запах сигарет здесь, на лестнице, ощущался сильнее. Поднявшись, Толя прокрался вдоль стены и с опаской заглянул в комнату. На фоне неба виднелись очертания кривобокой стремянки, под окном угадывался низкий верстак, а может, сложенные доски.
И тут в тёмном углу кто-то шевельнулся.
Стремительно трезвея, Толя вдруг осознал, что именно происходит. Он спьяну забрался на заброшенную стройку в безлюдном месте, уже почти ночь, и выйти сейчас вот из этой темноты может кто угодно. Или что угодно…
Это оказался человек. Он шагнул на середину комнаты и тёмным силуэтом остановился на фоне окна. Сказал негромко: