— Поговорили немного, — криво улыбнулся старший лейтенант, видимо, недовольный, что не сдержался.
— Я так и понял, — удовлетворенно сказал Виктор. — То-то он выскочил отсюда как ошпаренный. И ты не переживай, все правильно. Я бы тоже ему выдал!
— Водится же такая гнусь на свете! — с горечью и искренним недоумением проговорил старший лейтенант.
Они быстро покончили со всеми формальностями: составили акт, под которым подписались все, в том числе и мужчина с женщиной из домоуправления, потом вышли из квартиры, приклеили узкую бумажную ленточку, соединив косяк с дверью, затем старший лейтенант достал из кармана сургуч и свечу, зажег ее, и в воздухе раздражающе запахло расплавленным сургучом. Старший лейтенант приложил печать.
Закончив опечатывание, они вышли на улицу. У соседнего подъезда стояла группка женщин, что-то горячо обсуждавшая. В центре — высокая, красивая женщина лет тридцати, с волевым лицом. Портили ее красоту только несколько выпуклые глаза — «остаточное явление базедовой болезни», — мысленно поставил диагноз Толик, не раз слышавший это медицинское определение из уст своей матери. Увидев вышедшую из подъезда группу и среди них одетого в милицейскую форму старшего лейтенанта, женщина возвысила голос, явно рассчитывая, что ее услышат:
— Хватают ни в чем не повинных людей! И это тогда, когда повсюду говорят и пишут о соблюдении социалистической законности, о защите прав человека!
— Это она, наверняка, о Сажине толкует! — сказал старший лейтенант и шагнул к группе.
— Погоди! — остановил его Виктор Пронин. — Дай-ка сначала я с ними поговорю.
Неторопливой деловой походкой он подошел к группе женщин и спросил:
— Извините, это о ком речь?
Женщина нарочито громко, вызывающе поглядывая на старшего лейтенанта, начала рассказывать:
— Понимаете, вот только сейчас, я была свидетельницей всего, из этого подъезда вышел такой представительный пожилой мужчина с чемоданом. И вдруг, понимаете, подходят к нему два милиционера. Вы, говорят, пьяный! И натурально забирают его. А мужчина абсолютно трезвый, я сама это видела! И это называется «моя милиция меня бережет!»
— Погодите, погодите, — заинтересованно перебил ее Виктор. — Этот мужчина в помятом коричневом костюме был?
— Да, в коричневом! А что в помятом — не заметила, — все так же вызывающе ответила она.
— С большим чемоданом?
— Да.
— Шрам на левой щеке?
Женщина растерянно оглянулась на окружающих. Задор ее на глазах стал спадать.
— К-кажется, да, — неуверенно произнесла она.
— Значит, задержали его? Ну слава богу, — облегченно вздохнул Виктор.
— А в чем дело, молодой человек? — заинтересованно спросила женщина.
— Да ведь это же известный вор-рецидивист. На его счету только в нашем городе тридцать квартирных краж.
— Что вы говорите? — женщину даже качнуло к Виктору, так ей хотелось узнать побольше подробностей. — Тридцать краж?
— Ну да. Так, говорите, он из этого дома вышел? Ин-те-рес-но. А чемодан, не заметили случайно, пустой или полный?
— Полный, полный, — подхватила пожилая женщина из слушавших. — Он его вот так нес. — И она показала, как в обхват нес чемодан Сажин.
— Ин-те-рес-но, — снова, как бы раздумывая, произнес Виктор. — Значит, он наверняка в чьей-нибудь квартире побывал.
— Ой! — спохватилась женщина, рассуждавшая о произволе милиции. — А у меня квартира на замке!
— Идите проверьте, не вас ли он обокрал, — сказал Виктор.
Женщина подхватила сумку, стоявшую у ее ног, и нырнула в подъезд. Вслед за ней торопливо разошлись и остальные.
— Ну и силен ты врать, — негромко сказал старший лейтенант Виктору.
— Таких только так и отучать, — усмехаясь, ответил тот.
— Ну да. А завтра по всему городу пойдут слухи, что приехала целая шайка квартирных воров.
Виктор ничего не ответил.
— И ведь всегда такие заступницы найдутся, — продолжал сердито старший лейтенант. — «Он абсолютно трезвый был, я сама видела», — передразнил он.
— А что ему теперь будет? — спросил Толик о Сажине. — Посадят? Или нет?
— Тут он, подлец, все учел, — криво усмехнулся старший лейтенант. — Действительно, нет такой статьи в Уголовном кодексе. А жаль.
— Значит, не посадят?
— Переночует в вытрезвителе, штраф заплатит, и отпустят его.