Необычно тихо и пусто было на перроне, только в самом конце, возле тележек с почтовыми посылками, виднелась нахохлившаяся фигура охранницы в овчинном полушубке.
«Вот модницы-то не видят, — усмехнулся про себя Толик. — Гоняются за дубленками. Вот и шли бы в охрану, их там как спецодежду выдают».
Репродуктор на столбе кашлянул и женским хриплым голосом — трудно не задремать под утро в конце утомительного ночного дежурства — провещал:
— Скорый поезд «Москва — Челябинск» прибывает ко второй платформе. Номера вагонов — с головы поезда. Повторяю...
И, как по сигналу, распахнулись обе двери вокзала, на перрон выплеснулась волна пассажиров и стала растекаться в обе стороны, но концентрируясь в большинстве все же около самого вокзала.
— Пошли, пошли скорее, — заторопил их Николай Васильевичу они зашагали, отделяясь от пассажиров на перроне тонкой снежной сеткой. А челябинский поезд, изгибаясь на входных стрелках, уже втягивался на станцию.
Они зашагали через пути к тому месту, где должен был находиться их поезд. Но девятый путь был свободен. Николай Васильевич чертыхнулся:
— Вот вечно так! Опять придется ждать!
— Вы же сказали, он пришел, — напомнил ему Коротков.
— Дежурный мне так сказал! Ну ладно, пойдемте на стрелочный пост, переждем там.
Они зашли в небольшую каменную будку, стоящую между путями. Там было жарко. Толик поискал глазами печку, но не нашел. Заметив это, Николай Васильевич указал ему на небольшие жестяные коробочки у самого пола.
— Электробатареи.
Над головой то и дело щелкал репродуктор, и резкий металлический женский голос — совсем не такой, как у диктора в справочном бюро — сообщал, что на такой-то путь прибыл поезд, требовал проверки тормозов, предупреждал о маневрах, вызывал осмотрщиков и отдавал еще десятки разных распоряжений. Наконец он предупредил и их:
— На девятый путь прибыл поезд из Ковылкина. Осмотрщики, проверьте тормоза.
Они вышли из будки. Снег теперь разошелся вовсю, занавесив все окрест уже не прозрачной кисеей, а плотной занавеской. Сквозь эту снежную замять недалеко от них проглядывалась неподвижная темная громада электровоза, а за ним изгибался бесконечный хвост вагонов. И хотя Толик прекрасно знал, что вагоны темно-красного цвета, а электровоз зеленый, сквозь эту пелену снега они казались ему почти черными.
Из будки электровоза спустились двое и пошли им навстречу. Когда они подошли ближе, в первом из них Толик, к своему удивлению, узнал Петра Ивановича Голованова, отца Милы. Так вот кого они должны сменить!
Он вспомнил, как Костя Сергеев, их капитан, говорил, что ездит с Головановым помощником, и взглянул на второго подошедшего. Но это был не Костя.
Машинисты поздоровались. Петр Иванович передал Кузину ключи от контроллера.
— Машина в порядке. Можете спокойно следовать на ней дальше, — сказал он.
Голованов шагнул было мимо них, но на миг его взгляд остановился на Толике, и он узнал его.
— Подожди-ка. Никак Коваленков? В первый рейс? Ну поздравляю! — он протянул Толику свою широкую твердую ладонь и крепко пожал ему руку. — Как говаривал мой старый учитель, запомни истины машинистов — под уклон не толкай, на подъеме не тормози! Счастливой тебе поездки и зеленой улицы и на железнодорожных путях и на житейских! — Он еще раз пожал Толику руку и пошел дальше.
Толик остановил помощника:
— Давно ты с Головановым ездишь?
— Да уж месяц почти.
— А где Сергеев?
— Хватился, — махнул тот рукой. — Он уже давным-давно сам машинистом ездит.
Подошли к электровозу. Толик много раз в депо тренировался, подтягиваясь на поручнях, подниматься в кабину, почти не касаясь ступеней. Но поручни были мокрыми от снега, и ожидаемого эффективного подъема не получилось. Зато спустился он отменно. Собственно говоря, даже не спустился, а просто соскользнул по поручням на землю. Николай Васильевич только укоризненно качнул головою, но ничего не сказал, видимо, понял состояние его души.
Вместе с Юрием они внимательно осмотрели ходовую часть, проверили песочницы, тормозные колодки, подтянули ослабшие во время движения гайки на болтах. Все было в порядке. Юрий куда-то отлучился, а Толик снова поднялся в кабину, на сей раз, как ему и хотелось, по-гимнастически подтягиваясь на поручнях. Николай Васильевич уже сидел на своем месте за контроллером и рассматривал ленту скоростемера.