Толик нахмурился: шутка уже перешла все границы и превращалась в сплетню. Ему вспомнилось, как в девятом классе они останавливали девчонок-сплетниц цитатой из поэмы Некрасова — они ее как раз тогда изучали, или, как говорится, «проходили»:
Постой, башка порожняя!
Шальных вестей бессовестных
Про нас не разноси!
Трудно сказать, как отреагировала бы Вера на его слова, но в это время Надежда, сделав два неверных шага по комнате, свалилась на кровать, подмяв под себя белое покрывало. Вера метнулась к ней. То ли жаль ей стало покрывала, то ли заговорили в ней дружеские чувства, но она приподняла Надежду, рывком выдернула из-под нее покрывало, откинула его на стул и стала расстегивать на груди у подруги платье. Потом вспомнила о ребятах и оглянулась на них.
— Хоть бы отвернулись, что ли, бессовестные.
Толик сконфуженно пробормотал:
— Уж лучше мы совсем выйдем.
Они с Борисом вышли в коридор. В общежитии было тихо, только в одной из комнат негромко играла музыка — скорее всего транзисторный приемник или магнитофон.
— Где ты ее подобрал? — спросил Борис.
— В депо. Они с Серегой на вечер пришли, ну а она вот... Сергей сам отвести ее не смог, ему обязательно на торжественной части присутствовать надо.
— Я знаю. Мы тоже туда собираемся.
— Я так и понял. Только что-то поздновато.
— Да разве с ними рано придешь! То платье надо погладить, то прическу поправить. На танцы успеем — и хорошо.
— Тоже верно. Ну, я, пожалуй, пойду. А то ведь прямо из поездки, и дома еще не успел побывать.
— Я тебя и не поздравил...
— Ладно, считай, что вот поздравил. Пока!
Он вышел из общежития. Вечерняя мгла совсем уже окутала город, но фонарей еще не зажигали, и только окна домов светились яркими прямоугольниками.
Толик горестно усмехнулся и покачал головой. Это же надо! Две такие встречи! Но хуже всего, конечно, с Милой получилось. И в такой счастливый для него день — день первой поездки!
Нет, надо с ней объясниться. Позвонить? Вон на углу будка телефона-автомата — как раз кстати!
Он выгреб из кармана всю мелочь, при бледном свете, падающем из окна, разыскал двухкопеечные монетки — их оказалось целых три, — вошел в будку, поставил на пол чемоданчик и плотно прикрыл за собой дверь.
Он уже взялся за трубку, но мысль — а что же он будет говорить Миле? — остановила его. Но тут же решил: что тут хитрить и обдумывать?! Скажет все так, как было на самом деле.
Он опустил монету, снял трубку и решительно набрал номер. К телефону долго никто не подходил, и Толик хотел уже повесить трубку, как вдруг в ней что-то щелкнуло и спокойный, близкий, словно она была рядом, вот тут, за стенкой будки автомата, голос Милы проговорил:
— Слушаю.
У Толика перехватило в горле, он кашлянул и все равно сипло произнес:
— Мила!
Продолжить ему не пришлось, его перебили короткие резкие гудки — занято. Толик отнял от уха трубку и осмотрел ее — телефон неисправен, что ли? Он снова набрал номер. На этот раз ему даже не ответили, а сразу длинные зовущие гудки сменились короткими, отказывающими: нет, нет, нет, нет!
Все ясно. Телефон исправен, просто с ним не хотят говорить. Снимают и тут же снова вешают трубку.
Толик вышел из будки, повертел в руках последнюю, теперь уже ненужную монету, широко размахнулся и с силой вогнал ее в ближайший сугроб. Он чувствовал себя совершенно не виноватым в том, что произошло, и это усиливало его обиду.
— Ничего, переживем как-нибудь, — вслух проговорил он и широко зашагал к дому.
И потянулись трудовые будни. День за днем, как листки календаря, вроде бы и одинаковые и в то же время неповторимо разные. Поездки, поездки, поездки. На Инзу, на Потьму, на Потьму, на Пензу, и снова на Инзу, то утром, то вечером, то днем, то ночью, и в пургу, и в мороз, и при ярком солнце, и в такой туман, что даже при мощном прожекторе видно не дальше пятидесяти метров. Ни суббот, ни воскресений, ни праздников, ни буден — вся жизнь подчинена только одному ритму, графику движения поездов.
И все-таки такая жизнь нравилась Толику. Полтора месяца проездил он «третьим» в кабине, а потом ему и еще троим таким же, как и он, в красном уголке депо торжественно были вручены удостоверения помощников машиниста.
Каждый раз, если он возвращался из поездки днем, во время рабочей смены, Толик обязательно заходил в свой старый цех. Олег и Михаил встречали его радостно, Иван Алексеевич довольно поглаживал себя по макушке, а Сергей, не отрываясь от работы, — мастер требовал от него больше, чем когда-то от Толика, во всяком случае, так ему казалось — очищая напильником подгоревшие контакты или облуживая концы проводов, рассказывал ему о разных городских новостях. Толик всегда удивлялся этой его способности. Кажется, живут в одном городе, ходят по одним улицам, встречаются с одними и теми же людьми, а Толик не знает и десятой доли тех событий, которые известны Сергею.