Но нет любви хорошей у меня... —
томно пропела Лида, стрельнув глазками.
Но в этот момент во двор школы въехала совхозная грузовая машина, и ребята бросились штурмовать ее. Они с шумом и гамом захватывали места на приспособленных для сидения досках-лавках, но садились только по краям, а середину оставляли для девчат, которые степенно двинулись к машине. В это время во дворе школы появился Сергей. Заметив Толика, он подошел прямо к нему. Они пожали друг другу руки.
— Что-то ты, старик, пасмурно выглядишь, — заметил Толик. — Или неприятности какие?
— А-а, не спрашивай! — махнул Сергей рукой.
— Все то же?
— И даже хуже. Ну, а ты как? Все пиастры зарабатываешь? Как стук молотком, так и рупь?
— Если бы! А то вкалываешь, как бог, когда он землю творил, всю неделю, а получать, наверное, как черт будешь, на том свете угольками.
— Ну не скажи. Слесаря, брат, я слыхал, изрядно зашибают.
— Да вроде не обижаются.
— А к нам чего? Повидаться или...?
— Или. С вами в совхоз поеду. У нас же суббота — нерабочий день.
— Порядок! — обрадовался Сергей.
Он перемахнул через борт автомашины и протянул Толику руку. Но тот сам, без помощи Сергея, легко взобрался в кузов. Ребята потеснились, освобождая им место.
Из школы вышла преподавательница биологии Мария Сергеевна. Она поднялась на подножку кабины.
— Все уселись?
— Все! — хором ответили ребята.
Мария Сергеевна стала пересчитывать учеников по головам, дошла до Толика, удивилась и сбилась со счета.
— Коваленков! А вы зачем?
— Пусть едет! Он с нами работать сегодня будет, — зашумели ребята.
Учительница пожала плечами, снова начала считать ребят по головам и удовлетворенно кивнула:
— Кажется, сегодня все пришли.
— Все, Марь Сергеевна! И даже один лишний.
— Хорошо. Голованова, ты отвечаешь за порядок в машине. Чтобы никто не вставал, на борт не садился.
— Хорошо, Марь Сергеевна.
— Тогда поехали!
Учительница села в кабину. Машина рывком тронулась с места, так что ребята чуть не посыпались со скамеек друг на друга. Толик подхватил за плечи чуть не свалившуюся на него Милу Голованову, и ему показалось, что она нарочно на какое-то мгновение задержалась в его объятиях, прижалась к нему мягким плечом.
«Показалось», — подумал он, а сердце почему-то застучало гулко и радостно, на душе стало тепло.
А Сергей ругал шофера:
— Вот салага, с места стронуть не может! А еще доверяют людей возить! Да ему бы не баранку крутить, а корову за рога!
— Наверное, сцепление плохо отрегулировано, вот и рвет, — заступился за шофера Толик.
— Сцепление... — проворчал Сергей. — А кто виноват? Сам, поди-ка, и регулировал.
Он продолжал еще что-то ворчать, но Толик его не слушал. Радость раннего июньского утра заполнила его грудь. Давно уже он не чувствовал себя так легко и свободно. Хотелось подняться и подставить себя упругому встречному ветру, встретить его всей грудью. Но он вспомнил предупреждение учительницы, и, хотя не считал себя обязанным подчиняться всем ее приказам, не хотелось подводить Милу, он остался сидеть.
Девчата запели одну песню, бросили, начали вторую и снова не довели до конца, словно подыскивая нужную. Но нужная не находилась, и песни обрывались на первом же куплете, словно поющие сами понимали, что это не то, что нужно. И тогда сидевший у самой кабины Игорь Брагин густым басом запел:
Я сегодня до зари встану!
По широкому пойду полю…
Девчата радостно подхватили:
Что-то с памятью моей стало...
Вступили и мальчишки, и уже пели все, кто сидел в кузове:
Все, что было не со мной, — помню!
Исчезли из песни трагичность и горечь, и звучала она почти бравурным маршем, отвечая настроению молодых и счастливых ребят, радующихся жизни, своему здоровью и прекрасному утру. Встречные прохожие оглядывались на них и невольно ответно им улыбались.
Толик посмотрел на своих соседей. Пели все, даже пасмурный сначала Серега прояснился и подтягивал.
К Толику обернулась Мила и подбадривающе кивнула, дескать, что же ты не поешь, и Толик радостно вступил в общий хор:
Даже не был я знаком с парнем,
Говорившим: «Я вернусь, мама!»