— Бегу предупредить! — бросила она и тут же скрылась в зеленом облаке.
«Надо бы потом извиниться перед хозяевами», — возникла в голове естественная, но абсолютно нелепая сейчас мысль, и внезапно его затрясло. Будничность этой фразы как будто что-то пробудила в нём, первые отголоски настоящих эмоций, связанных с произошедшим. Он покачнулся и с трудом, на негнущихся ногах преодолел пространство гостиной, зачем-то отшвырнув ногой с дороги густой ворсистый ковер, лежащий около самого камина, чувствуя, как к горлу уже подступает волна, которую надо непременно преодолеть, непременно дотерпеть до того момента, когда от него уже ничего не будет зависеть. Он шагнул в камин и вдруг понял, что его горло не способно выговорить простое слово, фиксирующее пункт назначения.
— Ммм… мму…
«Нет, надо попробовать еще раз…» Он сделал глубокий вдох и с облегчением осознал, что на выдохе сказал всё, как нужно.
Камин в лечебнице Святого Мунго всего один, и по негласным правилам вежливости им пользуются только в случаях, когда необходима действительно неотложная помощь. Поэтому всякий, кто выходит из него в просторный вестибюль на первом этаже, немедленно обращает на себя внимание дежурной сестры и немногочисленных пациентов, не успевших разбрестись на верхние этажи. Он ожидал общего громкого возгласа. Вместо этого увидел, что за креслом дежурного никого нет, а все смотрят куда-то в боковой коридор.
— Эй… — сказал он и едва услышал свой собственный голос, прозвучавший тихо и хрипло. Он прокашлялся и хотел повторить вновь, но в этот момент из коридора послышались громкие голоса. Кто-то о чем-то спорил и ругался.
Через секунду в вестибюль вылетел низкорослый, упитанный колдомедик в новеньком, ярком халате, преследуемый Джинни, а за ними по пятам бежала дежурная сестра.
— Пожалуйста, перестаньте вести себя так агрессивно, мы не можем по первому требованию всей больницей бросаться… — бормотал доктор, и его коротко стриженую шевелюру покрывали бусинки пота.
Внезапно он уперся взглядом в Гарри и застыл с начатой фразой на губах, а его глаза за узкими стеклами очков приобрели серьезно озадаченное выражение. Его растерянность длилась от силы пару мгновений. А потом он повернулся и заорал неожиданно громким баритоном куда-то в глубину коридора:
— Каталку, быстро! И вторую операционную подготовить! Немедленно!
Гарри почувствовал, что у него подкашиваются ноги. Он каким-то чудом дотерпел до того момента, когда перед ним оказалась больничная каталка, не слушая вопросов колдомедика и его быстрых распоряжений, которые тот рассыпал персоналу, и, отпустив тело Гермионы, понял, что начинает заваливаться куда-то на бок, видя быстро приближающуюся к нему стойку для приема пациентов, когда его подхватили чьи-то сильные руки, и он обнаружил, что опирается на плечо своей жены.
— Не надо… ты испачкаешься, — слабо запротестовал он, но у неё было такое жуткое, совершенно уничтоженное выражение лица, что он замолчал и позволил ей проводить себя до ближайшего кресла.
Он ощутил, как над ним словно сомкнулся какой-то кокон, как тогда на поляне, когда невыразимцы остановили время для них двоих. Он сидел внутри, вжав голову в плечи, и тихонько выглядывал вверх, замечая происходящие рядом события, и чувствовал себя неспособным к ним присоединиться. Только на этот раз все вокруг, наоборот, словно ускорились и мелькали туда-сюда перед ним, как при убыстренной съемке. Более всего, конечно, Джинни. Он словно в полусне видел, как она сперва долго пытается убрать покрывающую его кровь очищающим заклинанием, как у неё при этом сильно дрожат руки, отчего кончик палочки ходит ходуном, потом бегает, пишет что-то на листке и отправляет его с совой, потом поднимает и тащит его куда-то в глубину того самого коридора, в который уехала каталка, подальше от любопытных глаз собравшихся в вестибюле больницы. Более-менее очнулся он, уже какое-то время сидя в узком ответвлении от основного коридора у высокой двери с матовым ребристым стеклом, со скромной табличкой сверху «Операционная».
Он повертел головой и облизал пересохший рот. За исключением Джинни, рядом с ним на длинной мягкой скамье никого не было. Кажется, она что-то пыталась втолковать ему, что-то об Аврорате и о своей записке… По крайней мере, её лицо приняло более привычное выражение, и в нём появилась даже некоторая толика уверенности в себе. Его обрадовала эта перемена.
— …говорю тебе, он никуда не денется. Теперь его будут искать все. Можешь мне поверить!