— Что вы сказали, мистер Поттер?
— Не имеет значения. Так какой вопрос вы хотели мне задать?
— О, очень простой. Что именно сказал вам Хастур, когда вы отказались отдать…
— Не называйте Его имя вслух, вы, идиот! — зарычал он, хватая Боумена за плечо.
Тот взглянул каким-то на редкость пронзительно-внимательным взглядом и затем закивал.
— Да, да, вы правы, конечно, мне стоило быть осмотрительней.
Эта вспышка вдруг показала, что внутри бурлит какое-то неосознанное желание выплеснуть наружу немного противоречий. Безусловно, гермионин начальник вызывал у него смешанные чувства, и неожиданно он подумал, что каков бы ни был исход, вряд ли ему выпадет еще шанс, как тот выразился, «встретиться при более благоприятных обстоятельствах». Нет, прямо сейчас, вот сейчас он должен задать свои вопросы, если они у него есть (а они есть), потому что всё это дело свернулось в какой-то жуткий клубок, и кто знает, куда какая нить могла вывести.
— Я скажу вам, только если вы, в свою очередь, кое-что объясните мне.
— Вы уверены, что сейчас подходящий момент? Поверьте…
— Уверен. Я уверен. Спешить мне теперь точно некуда.
— Хорошо. Но не думайте, что сможете услышать что-то неожиданное. Ничего особенно нового я вам не скажу.
— Вы знали заранее о том, что это Руквуд стоит за всем этим делом? Вы… ваш отдел имел к этому отношение?
Боумен слегка улыбнулся.
— Вы нас представляете какими-то всеведущими монстрами, мистер Поттер. Мы самые обычные люди, уверяю вас, разве по нам этого не заметно?
— Вы не отвечаете на вопрос.
— Я же сказал, что вы знаете ответ. Нет, мы понятия об этом не имели. Мы не знали даже, что он выжил после битвы, иначе, уверяю вас, мы приняли бы меры.
— Неужели вы не догадывались раньше, что он сходит с ума? Это что — было настолько незаметно?!
— Понимаете, Август — он… как бы это сказать… всегда был несколько увлекающимся человеком. Он мог загораться какой-то идеей, и вел себя при этом немного… необычно. Но, вдобавок, замечательно умел скрывать то, что другим знать было необязательно. Потому-то его и послали на такую сложную работу — докладывать изнутри, что происходит в кругу данной категории магов.
— «Категории магов»?! Преступников и агрессивных фанатиков!
— Но их поддерживала определенная прослойка магического сообщества. Учитывая, что их лидер не был склонен ограничивать себя в средствах борьбы, нам необходимо было периодически осведомляться об этих средствах.
— И вы даже не попытались его остановить! Ну, да ладно, нет никакого желания спорить. Скажите, Дамблдор знал, что Руквуд — ваш агент?
— Думаю, что не знал. Шеклболт знал.
— Угу, теперь понятно, почему эти двое столько времени никак не могли попасть друг в друга, когда мы сражались с упивающимися внутри вашего отдела. И… кажется, я начинаю догадываться, почему именно Кингсли занял министерское кресло.
— Догадываться вы, безусловно, можете о чём угодно.
— Это же вы были тогда в лифте, с Гермионой?
— Она вам рассказала? Я думал, мы считали этот вопрос исчерпанным. Нет, это был не я, это был коллега Троттер, — он кивнул в сторону, — а что вас смущает?
— По-вашему, это нормальный способ приглашать людей на работу? Используя шантаж?
— Позвольте, шантаж подразумевает угрозу, какие же угрозы были высказаны с нашей стороны? Напротив, мы предложили выгодную сделку. Или вы считаете, что наше предложение было недостаточно весомым? — добавил Боумен с долей иронии.
— Вы не оставили ей выбора. После того как вы сообщили, что я — хоркрукс, она уже не могла вам отказать.
— Скажите, а вам самому, мистер Поттер, оставили выбор — жертвовать собой или нет? Разве вы могли тогда отказаться?
— Я сам принимал это решение.
— Но и она тоже принимала решение сама.
Он опустил голову. Этот Боумен был тем ещё пройдохой, спорить с такими всегда тяжело, они всё время находят какую-нибудь уловку, чтобы выставить себя в лучшем свете.
— Я отвечу на это вот что: в том, что я оказался тогда в безвыходном положении, была вина конкретного злодея. Именно сделанное им зло лишало меня выбора. Выходит, вы тоже сотворили зло.
— Но разве не от этого самого выбора мы предложили вас спасти?! Где тут логика?
— Вы предложили меня спасти за плату. Взимать плату за спасение жизни — низко!
— А разве медики не взимают плату за спасение?
Он снова опустил голову. Они как будто находились на разных полюсах. Либо этот Боумен просто не в состоянии был понять, о чем речь, либо искусно притворялся, в любом случае, беседовать с ним дальше на эту тему не имело смысла.