— Да уж готова поспорить, что у нее есть рецепт от головной боли. Смесь абсента и бенедектина и… полный набор соблазнительных поз.
— Цыц! — засмеялся Шейн. — Тебе вредно подслушивать мои личные разговоры, я ведь уже предупреждал. — Он осторожно натянул шляпу на пульсирующую от боли голову и вышел.
Глава 12
Когда миссис Мередит встретила Шейна на пороге своего номера, на ней был серый атласный халат, подчеркивающий ее стройную фигуру, распущенные курчавые волосы придавали ей более молодой вид. Сжав обеими руками ладонь детектива, она мягко потянула его за собой в комнату. Шейн не двинулся с места, глядя на нее, и в его серых глазах появилось странное и загадочное выражение. Склонив голову набок, она спросила:
— Почему вы на меня так смотрите?
— Просто я решил, что мне следует вас побаиваться, — грубовато ответил он.
Она еще крепче стиснула его руку своими мягкими ладонями.
— Что ж, приятно слышать. Каждая женщина втайне мечтает выглядеть обладательницей неотразимых чар. Кажется, именно это вы имели в виду, Майкл Шейн?
— Подозреваю, что, помимо всего прочего, вы еще и умны. Это лишний раз подтверждает, что мне следует как можно скорее выбраться отсюда, пока есть такая возможность.
— Но вы же не собираетесь этого делать?
— Вы правы, — кивнул он и подошел к низкому столику перед диваном, на котором стояли ведерко со льдом, бутылка бурбона, маленькая чашечка с чайной ложкой, два высоких бокала, наполненных колотым льдом, и широкая ваза с букетом мяты. Чашка была наполнена растертыми листьями мяты, залитыми какой-то тягучей жидкостью, судя по запаху — смесью бурбона и сахара.
Миссис Мередит уселась на диван.
— Это и есть то самое средство от головной боли, которое я вам так расхваливала. — Щедро плеснув в бокалы сладкой смеси, она долила их до краев неразбавленным виски и усмехнулась, заметив удивленное выражение на лице Шейна. — В этом заключается секрет настоящего мятного джулепа[7] — никогда не бойтесь, что переборщите с виски.
— И никаких соблазнительных поз, — пробормотал Шейн себе под нос.
Слегка нахмурившись, она украсила бокалы веточками мяты.
— Я не понимаю.
— Маленькая невинная шутка моей секретарши, — отмахнулся Шейн.
— Очень милая девушка, — сказала миссис Мередит, глядя на него в упор и протягивая бокал. — Уверена, что у нее в запасе масса всевозможных шуток. Боюсь только, что я ей не понравилась.
Шейн принюхался к запаху мяты, медленно глотнул сладковатого напитка и, откинувшись в глубоком кресле, вытянул ноги.
— Это единственный цивилизованный способ пить виски. Миссис Мередит, вы отлично умеете лечить головную боль.
— Спасибо, — кивнула она с таким видом, словно принимала его слова не как откровенную лесть, а как вполне заслуженную похвалу. — Кстати, у вас не возникло каких-нибудь идей насчет того, кто наградил вас этой головной болью?
— Означает ли это, что вы решили поверить в мою историю?
— Разумеется, у меня и в мыслях не было, что вы сами себя стукнули по голове в номере Джоэла Кросса. И мне все равно, кто обыскивал его номер — вы или кто-то другой. Но я абсолютно уверена, что ни вы, ни он не нашли там дневника.
— Откуда у вас такая уверенность?
— Во-первых, так мне сказал Джоэл. Но я и без этого была уверена — хотя бы потому, что достаточно было взглянуть на него, когда он вошел, — он вел себя так, будто совершенно не волновался за дневник.
— Он сказал вам, где дневник?
— Нет. — Откинувшись на спинку дивана, она скрестила свои красивые ноги, отпила глоток джулепа и пристально посмотрела на Шейна поверх бокала.
— Или о том, что в дневнике? — продолжал настаивать он.
— Он вообще отказался обсуждать эту тему. Мистер Кросс показался мне совершенно несносным молодым человеком.
— А вы не объяснили ему, почему вас интересует этот дневник? Или почему вам так важно знать точное время смерти Альберта Хоули?
— Конечно нет. Чем меньше людей знает об этом, тем лучше.
— У вас не сложилось впечатления, что он знает или каким-то образом догадался, какое значение для вас имеет этот дневник?
— Об этом человеке очень трудно составить какое-то впечатление, — холодно парировала она. — Вы думаете, он знает?
— Скорее всего нет. Тем более если учесть, что условия завещания Эзры Хоули не предназначались для широкой огласки… И даже в этом случае, — задумчиво добавил он, — мало вероятно, чтобы многие знали, что вы все еще наследница Альберта, хотя развелись с ним незадолго до его призыва в армию.
— Наверное, — с безразличным видом согласилась Мэти Мередит.
— Разумеется, случай весьма нетипичный, — продолжал Шейн. — Честно говоря, именно это чертовски заинтересовало меня с самого начала. Это просто не имело смысла… по крайней мере, до сегодняшнего дня, но теперь…
— Да? — удивленно спросила она.
Шейн сделал еще один глоток.
— Я хотел сказать, что теперь я начинаю понимать, как такая женщина, как вы, могла с легкостью вертеть таким человеком, как Хоули.
— Альберт любил меня, — тихо сказала она.
— В этом-то все и дело. Этого достаточно для того, чтобы изменить завещание так, чтобы вы унаследовали все его состояние даже после того, как развелись с ним и снова вышли замуж.
— Альберт был очень щедрым человеком, — спокойно пояснила она. — У него больше не было никого, кому бы он хотел оставить деньги… А свою семью он ненавидел, — добавила она тем же ровным тоном.
— Как он относился к Леону Уоллесу?
Она осторожно наклонилась вперед, чтобы поставить бокал на стол, и Шейн заметил, что ее рука дрожит. Застыв в той же позе, она посмотрела на него широко раскрытыми глазами и медленно спросила:
— А что вы знаете о Леоне Уоллесе?
— Не так уж много, Мэти. Он работал садовником в поместье Хоули, когда вы решили поехать в Рино и развестись с мужем. Я знаю, что он исчез вскоре после того, как написал своей жене довольно странное письмо, в которое были вложены десять тысяч наличными и в котором он просил ее не волноваться и не пытаться его разыскивать. Вдобавок каждые три месяца она получала еще по тысяче, но уже без сопроводительных писем, просто деньги в обычных конвертах, отправленных из Майами.
Она спокойно выдержала его взгляд.
— Однако, Майкл, вы даром времени не теряете.
— Я детектив, — напомнил он ей, точно так же, как вчера вечером Каннингему.
— Да, конечно, — пробормотала Мэти.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— На какой?
— Что вы знаете о Леоне Уоллесе?
— Сейчас гораздо больше, чем пару минут назад, — бесстрастно ответила она. — Я вообще ничего не знала о его странном исчезновении.
— Возможно. Но у меня сильное подозрение, что ваш бывший муж знал об этом все.
— Почему вы так думаете?
— Потому что вчера вечером Джаспер Грот позвонил миссис Уоллес по междугородному и сказал, что, если сегодня утром она приедет в Майами, он расскажет ей о муже.
— Понятно. Вы намекаете на то, что Альберт что-то рассказал ему о Леоне Уоллесе на спасательном плоту.
— И на то, что вчера вечером Грота убили, чтобы не дать ему встретиться с миссис Уоллес и заткнуть ему рот, — резко сказал Шейн.
Нахмурившись, она посмотрела на него и тряхнула головой.
— Вы намекаете, что его убил кто-то из Хоули… или кто-то нанятый ими, чтобы скрыть подлинную дату смерти Альберта?
— Кто знал, что эта дата имеет такое важное значение? — напористо спросил Шейн. — Судя по всему, они не знали условий завещания Эзры, пока им сегодня утром не зачитал Гастингс. Вы-то, конечно, их знали, — спокойно добавил он. — Иначе вы бы не рванули в Майами, чтобы заявить о своих правах на наследство.
— Думаю, они тоже были в курсе. В конце концов, мистер Гастингс — семейный адвокат Хоули.
— Мы несколько отвлеклись от Леона Уоллеса, — напомнил ей Шейн. — Насколько вы его знали, пока были замужем за Альбертом и жили там?
7
Джулеп — прохладительный напиток из коньяка или виски с водой, сахаром, льдом и свежей мятой.