– Вы знаете, Инночка, я ведь мать так и не простила, – задумчиво сказала Манойлова, глядя сквозь Инну в морозное окно. – Нас у нее было тринадцать. Конечно, к тому времени Николая не было в живых, у Марины своя семья, Илюха уже капитаном был, Машка учительницей в деревенской школе работала, Игорь на заводе вкалывал и в общежитии жил, не с нами, Ваньку в первый раз посадили… Но нас с ней дома оставалось пятеро, и Олька была маленькая совсем, только-только в школу пошла. А мать, имея двенадцать детей, из которых пятерым еще требовалась ее помощь, не смогла пережить гибели тринадцатого. Бросила нас.
Отец через год совсем спился. Ленке стукнуло восемнадцать, ей надоело нас на себе тащить, и она переехала в Череповец, устроилась там на металлургический комбинат. Вальку дома оставили, ей, слава богу, тогда уже шестнадцать исполнилось, а меня, Павлушу и Олю отправили в детдом. Так что школу я уже там заканчивала.
– Ужас какой! – сказала Инна, у которой от этого рассказа даже мурашки по спине побежали. – А почему старшие сестры не взяли вас к себе?
– А вот этого я уже им никогда не прощу, – спокойно произнесла Манойлова. – Когда меня в детдом оформляли, Маринке тридцать два было. Конечно, у нее свои дети почти моего возраста, но я же у нее в ногах валялась, чтобы она над нами троими опекунство оформила! Обещала, что мы по-прежнему будем у себя жить. Что с Валькой будем и квартиру прибирать, и еду готовить, и с младшими уроки делать. А сестрица моя сказала, что если бы она хотела брать на себя такую ответственность, то своих бы нарожала. А Машка к тому времени тоже замуж вышла, у нее как раз ребенок родился, молока не хватало, у малыша диатез… В общем, ей тоже оказалось не до нас. Так что я выросла с убеждением, что никому не нужна. Ни матери, ни сестрам.
– И вы никогда больше всей семьей не собирались?
– Никогда. Мама умерла, и семьи не стало.
– Неужели вы даже не знаете, где они, что с ними?
– Почему не знаю? Знаю. Как я на ноги встала, как у меня бизнес пошел, так почти все мои родственники начали меня находить. Марине сейчас семьдесят три. Она лет пять назад звонила, жаловалась, что пенсии не хватает, что у дочери ее жизнь не сложилась, в разводе она. Просила помочь. А я ответила, что если бы хотела содержать дом престарелых и неудачников, то учредила бы такой фонд. И попросила больше мне никогда не звонить.
Илюша в Афгане погиб. Машку и ее двоих детей муж убил, пьяный топором зарубил. Это давно было, я тогда только-только школу закончила. Игорь от инфаркта умер в сорок лет. Ангелинка жива, ей уж шестьдесят четыре. Она на Украине живет, замуж туда вышла. Мы раньше к ней летом ездили. У нее там собственный дом с садом. Она баба хорошая.
Ванька у нас уголовник. По тюрьмам и зонам лет тридцать провел. Лена так в Череповце и прижилась. Видимся мы с ней редко, созваниваемся раз в месяц, весной к ней на юбилей поеду. С Валюхой мы и не расставались. Она меня в детдоме проведывала, подкармливала. Ей нелегко пришлось, она, как и я, сама в жизни пробивалась. С шестнадцати лет работала. Вот уж два года на пенсии. Я ей дачу купила, она огород разбила, в земле копается. Нравится ей это очень.
Павлик в Китае живет. Он электроникой занимается. Электронные табло в автобусах видела? Так вот, это его. После детдома смог и институт закончить, и диссертацию защитить. С ним мы всегда видимся, когда он в Россию приезжает. А Ольку в детдоме удочерили. Она красивая очень была девочка, послушная, тихая и умненькая. Я ее, как ни искала, найти так и не смогла.
– А мне всегда казалось, что большие семьи очень дружные, – сказала Инна. – Я сама-то единственный ребенок у мамы и всегда в детстве мечтала, чтобы у меня был брат или сестра.
– А я в детстве всегда мечтала, чтобы в комнате тихо было, когда я уроки учу, – засмеялась Манойлова. – А то я за учебники, а младшие в прятки играют, а старшие музыку слушают. Дурдом.
Закончив школу, Тася поступила в строительный техникум. Ее любимым предметом всегда было черчение, так что училась она с упоением и зарабатывала вторую стипендию, выполняя сложные чертежи для однокурсников.
Ее ближайшая подружка встречалась со студентом-физкультурником. Именно он как-то привел к ним в комнату своего соседа по общежитию. Звали его Гаврила Манойлов, и учился он на самом немужском факультете местного института – музыкально-педагогическом.