Караульный взвод уложил сумасшедшего без особого труда и дальнейших потерь. Но трехлетняя работа одного из сибирских «ящиков» так и не дала ответа на главный вопрос: что делал эспер, зоолог по образованию, с радиостанцией, почему хиленькие кремниевые транзисторы не перегорают при напряжении двести семьдесят вольт, откуда это напряжение берется и куда уходит с антенны, закрученной в виде раковины каури.
Теперь любой последователь бедного зоолога встретил бы наверху, в приемной, не только хорошо вооруженную охрану, но и простенькое устройство, при звуке выстрелов или громких криках запирающее двери и наполняющее помещение слезоточивым газом.
Если же все было в порядке, то, поднявшись по лестнице из приемной – огромного и тоже подземного комплекса, можно было через подвал войти в здание Института средств наглядной агитации – режимного предприятия, призванного повышать моральный дух бойцов когда-то советской, а ныне российской армии. Из Института уже без особых проблем можно было попасть на старую улочку в центре Москвы. Руководство объекта «пси» тихо гордилось двумя вещами: тем, что ни одна иностранная держава не знает о его существовании, и тем, что нигде, даже в Штатах, по данным разведки, подобного объекта нет.
Мужчина, сидящий сейчас в деревянной комнате, был одним из эсперов «пси». Насколько он мог судить, их группа насчитывала почти четыре десятка человек, с тремя другими эсперами он даже был знаком. Приложив некоторые усилия, он мог узнать точную цифру, но работа в «пси» давно приучила его не стремиться к излишним знаниям. Через два дня, на третий, он приходил в Институт средств наглядной агитации, предъявлял пропуск, спускался на минус первый этаж, предъявлял другой пропуск, затем произносил в микрофон стихотворную строфу, которая была паролем этого месяца. Однажды, слегка охрипнув, он продекламировал бессмертную фразу о дяде, который был честных правил, но не в шутку занемог. Пролежав полчаса под дулом автомата на бетонном полу, эспер едва не повторил его судьбу. Уже несколько лет в «пси» собирались установить систему идентификации по сетчатке глаза, но пока дальше разговоров дело не шло. Возможно, потому, что польза «пси» всегда была под вопросом у руководства.
Когда-то мужчина работал во втором коридоре подземного центра. Отсиживая по двенадцать часов в почти такой же комнате, он занимался очень странным делом: размышлял, не запущены ли американские или китайские ядерные ракеты в сторону России? Однажды он почувствовал – болезненно ясно, почти увидел, как из льдистой серой воды выпрыгивают титановые туши «Поларисов», зависают, танцуя на огненном столбе, и медленно отправляются в свой последний путь. Глотая ставший колючим воздух, он выбежал из комнаты
параграф первый: в случае предвидения…
и заорал на дежурного за обитым жестью столом,
а если ошибка? если бы ошибка… только бы ошибка…
спеша успеть, хотя что можно было сделать, если он увидел случившееся?
Дежурный, вылавливая телефонную трубку, медленно бледнел. И вдруг эспер почувствовал, как его отпускает,
ракеты уже не выпрыгивали из воды, зато на ребристом стальном полу лежал пожилой мужчина в чужой военной форме, и кровь текла из пулевого отверстия в виске
как будущее, не успев случиться, становится лишь возможным.
Потом его отпаивали коньяком, а поднятые с постелей коллеги пытались прощупать еще хоть что-то. Почти месяц он ходил, ожидая решения руководства о своей профпригодности. Это был очень долгий месяц, пока разведка вылавливала крохи сверхсекретной информации о сошедшем с ума американском адмирале…
Эспера повысили в звании, отправили с семьей в санаторий и премировали – очень крупной суммой.
Работать в группе предупреждения ракетного нападения он после этого не смог. Уж слишком четко помнились серые конусы обтекателей, выныривающие из вспененной воды. Ему предлагали перейти в группу предупреждения промышленных катастроф
Да, Чернобыля ребята не увидели, но Чернобыль должен был быть лишь третьим в ряду атомных аварий
или в группу социальных конфликтов. Но он выбрал самый новый сектор «пси» – группу общепланетарных опасностей.
Какие опасности они должны были предугадывать – никогда четко не формулировалось. Как говорил один из эсперов – от землетрясения на Тайване до угасания солнца… Но пока, за два года работы, никаких предупреждений отдел выдать не смог.
Устроившись поудобнее – дежурство будет длиться шесть часов, – эспер уже не в первый раз подумал о том, что отдел «общепланетарных опасностей» был даже не данью политической моде, как он решил вначале – какие, к черту, общечеловеческие ценности в их организации? – а просто синекурой для отработавших эсперов. Те, кто подобно ему переживал яркий «прокол реальности», нормально функционировать уже не могли. Психика подводила, то подкидывая ложные предвидения, сотканные из воспоминаний, то старательно не замечая настоящих опасностей. Но пенсии у эсперов не существовало. Вывести людей из штата, но сохранить при этом охрану и наблюдение за ними в полном объеме – этого не тянул даже бюджет «пси». Вот и был изобретен новый сектор, безобидный и непритязательный.