Огромный лохматый пёс соседей Сливко очень боялся этих людей в военной форме, то и дело проходящих мимо его будки. Возмутился он и на этот раз. Немецкий солдат с раздражением обернулся на лай собаки и потянулся за пистолетом. Соседский мальчик тут же ринулся к псу и лег на него, рыдая:
– Нет, пожалуйста, не надо, он хороший, просто лает, но хороший…
В следующую секунду раздался выстрел и жалобный скулёж пса, который пытался растормошить мальчика, лежавшего сейчас в луже крови. Солдат презрительно скривился, достал из кармана платок и с брезгливостью вытер кровь мальчика с сапог с треснувшей подошвой.
Этот эпизод стал первым сохранившимся воспоминанием четырехлетнего Анатолия Сливко. В его памяти четко отпечаталось то, как немецкий солдат оттирает кровь от треснувшей напополам подошвы кожаного сапога.
Здесь стоит оговориться и уточнить, что описание данного эпизода воспроизведено по детским воспоминаниям Сливко. Нет причин полагать, что он придумал эту историю, однако, совершенно точно, она искажена детским восприятием событий тех мрачных лет.
Война закончилась. Анатолий рос тихим, болезненным ребенком, который впадал в ступор всякий раз, когда родители начинали скандалить. В семь с половиной лет он пошел в школу и все более или менее нормализовалось, он стал реже болеть, больше не страдал энурезом, но вот близких друзей у него никогда не было. С братом у него была слишком большая разница в возрасте, чтобы дружить, а с одноклассниками он всегда вел себя холодно и отстраненно. Лет в десять ему разрешили купить пару кроликов с тем условием, что заботиться о них он будет сам. Все свободное время мальчик стал тратить на своих питомцев, которых он сам кормил, растил, а затем свежевал и продавал.
Однажды во время летних каникул Анатолий вместе с другими мальчишками играл в фашистов и партизан. Он и еще три ребенка были в роли фашистов. Других мальчишек поймали быстро, а Анатолий успел изрядно попортить нервы товарищам, да и не нравился он им никогда, так для смеха его играть пригласили.
– Нашел! – прокричал кто-то из команды партизан, заметив последнего «фашиста» в каком-то овраге.
– На виселицу! – прокричал кто-то другой.
Анатолия поймали и стали пытать как «фашиста, который не хочет сдавать своих». Постепенно игра выходила из-под контроля, и тут кто-то предложил повесить немца, так как такой же его брата несколько лет назад убил, когда тот свою собаку пытался защитить.
– Я видел, как он своих кроликов забивает, чертов немец! – кричал кто-то из мальчишек, перекидывая петлю через дерево.
Мальчика затолкали в импровизированную виселицу и подвесили. Анатолий стал кашлять и задыхаться, а потом вдруг пришло облегчение и свет выключился. Когда он пришел в себя десять пар испуганных глаз смотрели на него, товарищи без конца спрашивали, как он себя чувствует, и извинялись.
– За что? – спросил мальчик, сдавленным голосом и закашлялся.
– Ты не помнишь? – поразился кто-то из компании.
Анатолий только покачал головой, он ничего не помнил о последних нескольких часах своей жизни.
Глава 2
Авария
1961–1968 гг
После школы Анатолий Сливко пошел в армию. Его отправили служить на Дальний Восток.
В годы службы он стал свидетелем ужасной аварии. В тот день они с однополчанами были в городе по какой-то надобности. Был праздник, вероятно, 1 мая. Толпа пионеров шла по парковой аллее. Они очень шумели. Их галдеж буквально перекрывал все другие звуки, как вдруг раздался дикий рев. Пьяный мотоциклист не справился с управлением и на полной скорости врезался в толпу. Несколько детей получили серьезные травмы, а один ребенок умер.
– Пошли отсюда, ты чего застыл? – одернул Сливко приятель.
Анатолий с ужасом и стыдом для себя понял, что эта сцена его возбудила. Отныне он буквально всякий раз, когда закрывал глаза видел того мотоциклиста и распластанные на асфальте тела пионеров.
«Я точно помню этот день, когда все началось. 1961 г. – год полета Гагарина. Он отправился в космос, для меня же открылся свой собственный черный и бездонный. Это было лето. Пьяный мотоциклист влетел в отряд пионеров и сбил мальчика. Мальчик был в крови, его ноги дорожали, кто-то взял его на руки и понес к машине, но он парнишка уже был без сознания. Я был потрясен увиденным и долго не мог прийти в себя. <…> В армии я командовал подразделением. Там меня приняли кандидатом в партию, а при увольнении подарили кинокамеру. Больше всего мне нравилось снимать пионеров, именно мальчиков. Я был потрясен и напуган открытием, что я не такой как все. В конце 61-ого я решил уехать к родителям в Невинномысск, подальше от места аварии, надеясь разорвать связь. Но моя жуткая тяга приехала вместе со мной»