Кенийские авиалинии летали в Киншасу через Найроби каждый день, но Киншаса была на западном конце страны, более чем в полутора тысячах километров от нужного ему места. В конце концов он выяснил, что самолет ООН совершает регулярную промежуточную посадку в портовом городе Калемие на востоке страны, чтобы доставить припасы для гуманитарной миссии ООН, базировавшейся в этом городе. Ближайший рейс отправлялся завтра утром. За его организацию отвечал индийский генерал, который сейчас, скорее всего, расслабляется в бане.
Фицджеральд выбросил сигарету, вышел из машины и вошел в здание. Чернокожий мужчина за стойкой улыбнулся ему. Фицджеральд не стал улыбаться в ответ.
— Я осмотрюсь тут, — сказал он.
Служитель начал отрицательно мотать головой, но тут же прекратил, когда Фицджеральд бросил на стойку пятьдесят тысяч шиллингов и спросил:
— О’кей?
— О’кей…
«О’кей» самое узнаваемое слово в мире, и Фицджеральду всегда нравилось его слышать. Он прошел через раздевалку и оказался в просторном помещении, оформленном в силе ар-деко. Столбы солнечного света проникали сквозь узкие окна под самым сводчатым потолком, создавая причудливую игру света и тени на многочисленных мраморных статуях обнаженных мужчин и женщин, замерших в классических позах. По правую руку была парилка, по левую — бассейн с холодной водой. Он сунул голову в парилку. Там было жарко и сухо и пахло чем-то вроде эвкалипта. На скамьях вдоль стен сидели несколько человек в полотенцах и шлепанцах. Генерала среди них не было.
Он направился к дальнему концу бани, проверяя по пути каждое помещение, но безуспешно. Оставалась только одна комната — массажный кабинет. Он толкнул дверь и оказался во влажном помещении, стены в котором были выложены кварцевой плиткой. На каменном возвышении лицом вниз лежал полноватый бронзовокожий генерал, совершенно голый и покрытый пеной. Рядом с ним стоял молодой банщик ближневосточной внешности с пучком намыленных дубовых листьев.
— Выйди, — бросил Фицджеральд парнишке.
Тот поклонился и мгновенно исчез.
Индийский генерал скосил глаза, пытаясь рассмотреть, что происходит. На его шее болтались золотые цепочки, пальцы были украшены золотыми кольцами с крупными драгоценными камнями. Это выглядело не только безвкусно, но и слишком богато для человека, который едва ли зарабатывал больше тысячи в месяц, что позволяло сделать определенные выводы о самом генерале. Во-первых, что этот хмырь был беззастенчивым гедонистом. А во-вторых, он, скорее всего, брал взятки. На Западе люди относятся к коррупции неодобрительно. В Африке же по-другому просто нельзя. Каждый — полицейский офицер, политик, военный чин — так и просил дать ему на лапу. Правительство развешивало на каждом углу плакаты о борьбе со взяточничеством и грозило искоренить это позорное явление, но это все была лицемерная чушь. Они сами снимали пенки в двадцать процентов со всего, что проходило через них.
— Генерал Дешепанде? — осведомился Фицджеральд.
— Кто вы такой?
— Мне сказали, что вы отвечаете за рейс, который завтра вылетает в Калемие.
— Кто вы такой?
— Мне нужно место в этом самолете.
— Вы пришли, чтобы попросить меня об этом?
— Ага. Именно так.
— Почему вы в уличной одежде?
— Мне не по вкусу молоденькие мальчики, тискающие мое тело.
— Кто вы такой?
— Мы ходим по кругу, генерал.
— Рейс предназначен для сотрудников ООН, — он помотал головой, и двойной подбородок затрепыхался, словно бородка петуха. — Посторонние не допускаются. Позвоните в авиакомпанию и купите билет, как это делают другие.
Фицджеральд знал, что Дешепанде в курсе — коммерческих рейсов в Калемие не бывает. Если бы бывали, он бы не организовывал чартер.
— Тысяча долларов, — прямо предложил он.
Конечно, существовал определенный этикет дачи взятки, но у него не было ни времени, ни терпения на эти церемонии.
— Прошу прощения?
— Я всей душой поддерживаю деятельность ООН в этом регионе, генерал, и хотел бы внести тысячу долларов на любое дело, которое вы сочтете заслуживающим этого.
Раздражение на лице Дешепанде сменилось лукавым интересом:
— Вы готовы сделать пожертвование на банковский счет, который я укажу?
— У меня есть предложение получше. Наличные. Завтра утром.
— Вы очень добры. Но на одну тысячу в наши дни много не сделаешь.