Пусть всё катится к чертям!
Ира поднимается на ноги, берёт свой сотовый. Медленно снимает кольцо с безымянного пальца и бросает его в кружку. Бульк. Несколько капель падает на стол, и я смотрю на них, будто это кислота и вот-вот прожжёт дерево.
— Ненавижу кольца, — спокойно говорит Ольханская.
Я тихо смеюсь. Она ведь и правда их ненавидит, а ещё стринги и вьетнамки. Говорит, что не чувствует себя с ними свободной.
— Разберись, что тебе важнее. Грязная компания или семья, — Ира проходит мимо. — Я пока поживу у отца.
Эмоции всё ещё бурлят. Перед глазами стоит картинка привязанной к стулу Власовой, её дрожащие губы и слёзы с молящими о помощи взглядами. Усмехающийся Марк, жаждущий её крови. Вернувшийся Назаров…
За Ирой? Она моя.
Я ставлю бутылку на стол и иду вслед за девушкой.
— Постой, — хватаю её за локоть в коридоре и разворачиваюсь к себе лицом.
Её холодный взгляд только нервирует — я впиваюсь в её губы поцелуем, чтобы не видеть его. Ира дёргается, вяло отвечает.
— Перестань, — бормочет Ольханская, пытается отстраниться, но я резко дёргаю её обратно и прижимаю лицом к стене. — Перестань, Стас.
Злится.
А я уже не могу остановиться, и единственная мысль, которая вертится у меня в голове: «Она моя».
Запускаю руку под её футболку, сжимаю грудь, коленом прижимаю её ноги, чтобы не вырывалась. Кусаю в плечо. Ира дёргается, пытается выскользнуть из захвата, но я проворно расстёгиваю её джинсы и пробираюсь рукой внутрь.
Ядовитое желание заполняет мою голову, затуманивая разум, и всё, чего я сейчас хочу, лишь взять то, что принадлежит мне.
Я трусь о неё вставшим членом, целую в шею, рывком пытаясь стащить с неё джинсы. Девушка неожиданно расслабляется, поддаваясь моим движениям и поворачивает голову, томно прикрыв глаза и ища губами поцелуй.
Я ослабляю хватку — Ира осторожно поворачивается ко мне лицом, обвивая шею руками, и прижимается ко мне таким желанным разгорячённым телом. Выгибается.
А когда я теряю бдительность, резко тянет меня за шею вниз и со всей силы ударяет коленом в пах. Боль отрезвляет как ледяной душ — я тут же отпускаю Ольханскую и, скуля, оседаю на пол. На глаза наворачиваются слёзы, но всё, что я могу: сложиться в позе эмбриона и молить всех богов на свете, чтобы эта адская боль отступила.
— Урод, — сплёвывает Ольханская.
После этого она уходит, прихватив с собой сумочку и некоторые вещи, какие — понятия не имею, потому что продолжаю корчиться от боли.
А когда становится легче — я прислоняюсь спиной к стене, вслушиваясь в тишину пустой квартиры, и думаю о том, что я действительно настоящий, мать его, урод…
Ложь 63. Ира
«… а вы замечали, что когда люди спотыкаются или падают, у них на миг такие детские лица… Наверное, потому, что перестают врать…» Русалка (2007)
Hemming — Hard On Myself
Ложь 63. Ира
Стас корчится на полу, когда я поспешно покидаю квартиру, желая поскорее оказаться на свежем воздухе и хотя бы немного остудить закипающую в крови злость. Что-что, а подобное поведение по отношению к себе я терпеть не собираюсь, а уж вникать в причины внезапного срыва Скворецкого тем более.
Я ему не вещь, чтобы брать меня, когда вздумается. Я не ребёнок, которому требуется постоянный присмотр. Не послушная собачка, выполняющая команды.
Мне было плевать на компанию Стаса, пока «Бигарро» не приносила проблем, а в ответ на понимание и терпение я получила жёсткий контроль и ложь, просочившуюся в нашу идиллию.
Я в бешенстве! Не только из-за того, что позволила Скворецкому увязнуть в этом болоте, но и из-за безответственности Стаса. Когда он превратился в параноидального деспота, жаждущего в одиночку контролировать всё вокруг? В какой момент компания стала для него важнее наших отношений?
На лестничной площадке тенью стоит Дима — дверь позади меня хлопает, и парень делает шаг в мою сторону.
— Даже не смей идти за мной, — со злостью говорю я, не в силах взглянуть в глаза охранника.
Дима верная собачка Стаса, он много чего знает и уж точно в курсе похищения Власовой. Возможно, он даже приложил руку к её смерти, потому что я очень сомневаюсь, что Скворецкий способен на подобное.
— Ир.
— Я предупредила, — несколько раз со всей силы нажимаю на кнопку лифта. — Замечу хвост, расскажу о ваших грязных делах отцу.
Недолгая пауза.
— Не понимаю, о чём ты, — голос парня приобретает холодные нотки.
Лифт поднимается на наш этаж, и, прежде чем зайти в кабинку, я краем глаза вижу, как Дима достаёт из кармана рацию. Нажимает на кнопку, подносит ко рту и выжидает секунду.
— Объект номер два спускается по лифту. Пропустить, не преследовать.
Помехи.
— Принято.
Чувствую на себе пристальный взгляд даже пока еду на первый этаж. Они наблюдают за каждым моим движением через камеры, и я еле сдерживаюсь, чтобы не поднять голову и не показать им средний палец.
Бесит.
Всё это бесит.
Охрана на первом этаже без проблем пропускает меня, и я спокойно выхожу на улицу.
Прохладно — я кутаюсь в кофту, накинув на голову капюшон, и бреду прочь, сама не понимая куда.
Светает. Предрассветное бледное небо прячется за редкими облаками и, даже несмотря на ужасную рань, где-то в дали я слышу чьи-то голоса. Практически пустой город уводит меня за собой всё дальше и дальше — я периодически оборачиваюсь, но слежки не замечаю, однако чувство чьего-то присутствия не покидает меня даже с оставленными позади километрами.
Я иду, а, когда ноги предательски устают, присаживаюсь на ближайшую скамейку в парке и долго сижу, прокручивая в голове последние события.
Стас думал, что мне необязательно знать про состояние бабушки, и поэтому я не успела с ней попрощаться.
Он решил, что Аня опасна, ведь из-за неё пришлось придать огласке наши отношения, так что поставил на мой телефон переадресацию.
Наверное, Скворецкий хотел, как лучше, когда оплатил полностью моё обучение в университете. Вот только, куда тогда испарялись мои деньги, которые я приносила в канцелярию? Мне ведь даже квитанции выдавали…
А Марк? Стал хотел очистить бизнес от жадных спонсоров, а в итоге погряз в ещё больших проблемах.
Подпольные казино, убийства, похищение. Неужто Рыков настолько опасен, раз Стас боится слово ему лишнее сказать? Или же я настолько наивна, что не вижу очевидного? Может, Стас не просто не может, а не хочет?
Я зажмуриваюсь, надавливая на глаза до появления мелькающих жёлтых пятен, а потом откидываю голову назад и со всей силы кричу. Ударяю кулаком скамейку, но боль не отрезвляет.
Парк пустой, и мой крик эхом разносится по территории, пульсирует у меня в ушах, заставляя сердце встревоженно трепетать.
Я не понимаю, что мне делать, но одно я знаю точно: попытку взять меня силой я Стасу так просто не прощу.
Хватит с меня вранья, секретов и постоянного контроля. Я хочу вновь почувствовать себя свободной, перестать зависеть от денег Скворецкого, найти неприметную работу, закончить универ и спокойно жить в маленькой квартирке на пару с котом. Вот о такой жизни я всегда мечтала, а не о свете ярких софитов.
Когда начинают появляться первые люди, я вызываю такси и еду к отцу: возвращаться в квартиру бабушки мне, честно говоря, не хочется. Там одиноко, страшно и невыносимо, а с папой хотя бы буду чувствовать себя в безопасности.
Долго стою перед домофоном, но набирать номер квартиры не приходится: какой-то мужчина выходит из подъезда, позволяя мне незаметно прошмыгнуть внутрь. (Читай на Книгоед.нет) Нужный этаж, знакомая дверь. Медлю, прежде чем нажать один раз на звонок: слышу трель мелодии, постепенно погружающуюся в плотную тишину. Я жду долго (или мне так кажется), пока дверь не открывается, а передо мной не возникает заспанная Карина. Она на ходу завязывает халат, сонно всматриваясь в меня, будто не узнавая.
— Ирочка? — осматривается по сторонам, ищет кого-то ещё. — Ты чего в такую рань? Что-то случилось?