Вот на таком кредо я жила всю свою жизнь, стойко перенося невзгоды и справляясь с трудностями судьбы, только в этот раз меня ослепил свет софитов.
Деньги, светские вечера, дорогие платья. Курорты, отдых за границей, парочка поездок в горы, одна в, мать его, Францию. Никогда не любила Париж, но отказаться от предложения Стаса отправиться к Эйфелевой башне я не смогла. Как собачка, которую Скворецкий таскает с собой в деловые поездки, я виляю хвостиком, послушно принося мячик.
Я как деревенская простушка клюнула на деньги и нырнула в роскошь, забыв обо всём на свете и наивно полагая, что золотая жизнь примет меня с распростёртыми объятиями, а судьба будет благосклонна.
Такое бывает только в сказках. Золушка влюбляется в принца и становится Королевой. Ах, да… В Англии же какая-то девчонка выскочила замуж за принца, и теперь они живут припеваючи.
Вот только я не в Англии, а мой принц вовсе не принц и к тому же проворачивает тёмные незаконные делишки. Так себе перспектива.
Моя жизнь больше смахивает не на сказку, а на эротический мафиозный боевик с рейтингом 18+. И сейчас, сидя в ресторане и ковыряя невероятно маленький, но при этом дорогущий кусок мяса, я никак не могу понять, зачем вообще согласилась составить компанию Стасу. Приходится слушать его скучный разговор с одним из спонсоров по поводу заключённого контракта и считать секунды до завершения ужина. Надо было остаться дома и готовиться к практике, а не сверкать декольте, притягивающим не особо приятный взгляд спонсора. У меня скоро семестр заканчивается, а я до сих пор топчусь на первой главе курсовой.
Густые усы мужчины шевелятся как противное насекомое, в них застряла рыба, и я никак не могу заставить себя перестать смотреть на них. Жирные губы кривятся в усмешке каждый раз, когда Стас выдаёт несмешную шутку, на салфетке, прикреплённой к вороту белоснежной рубашки, расплываются несколько красных пятен от соуса. Зрелище не очень…
Отложив вилку, я достаю из сумочки сотовый и замечаю пропущенный вызов от отца.
Отправляю ему сообщение: «Привет. Не слышала звонка. Что-то случилось?».
Блокирую экран — осторожно беру бокал со сладким красным вином и делаю глоток. Вкусное.
Проходит меньше минуты: сотовый оживает, и на экране появляется фотография папы. Стас замолкает, и вместе со спонсором устремляет на меня взгляд, словно я только что прервала их невероятно важный разговор.
— Извините, — схватив мобильник, поднимаюсь на ноги и ухожу в дальнюю часть ресторана.
Встав в тихое неприметное местечко возле туалета, я наконец-то отвечаю на вызов.
— Алло.
— Ира? Ты где? Нужно встретиться.
— Я… в ресторане со Стасом, — говорить об этом почему-то неловко.
Его фальшивая симпатия к Скворецкому сочится ядом и неодобрением, за все эти годы так ничего и не изменилось.
— Скажи адрес, я приеду.
— Зачем? Давай я сама после ужина заеду к тебе на работу…
Не очень-то хочется, чтобы он пересекался со Стасом, они всегда друг друга недолюбливали. Опять учудят что-нибудь, а мне разгребай…
— Ирина Антоновна, говори адрес, это не телефонный разговор и уж точно я не собираюсь ждать, пока ты там просаживаешь деньги в ресторанах.
Упс. Я что-то натворила? Обычно он обращается ко мне по имени и отчеству, если я где-то накосячу… Но мы с ним не виделись больше двух месяцев: из-за учебы и вечных поездок со Стасом я даже домой вырваться не могу.
Я сдаюсь — говорю ему адрес, и папа обещает скоро приехать. Мне ничего не остаётся, как вернуться за столик к своему жениху.
— Чего он хотел? — без особого интереса спрашивает Стас.
Пожимаю плечом.
— Поговорить. Скоро приедет сюда, у него что-то важное.
— Что?
— Не знаю.
Парень внимательно смотрит на меня, пытаясь прочитать мысли, но я делаю как можно небрежный вид.
— Всё в порядке?
— Да, — отмахиваюсь. — Наверное, соскучился. Ничего такого.
Помедлив, парень возвращается к разговору со спонсором, имя которого я уже сто раз успела забыть, а я смотрю в свою тарелку с остывшим куском покромсанного мной же мяса и пытаюсь отпугнуть подкрадывающуюся тревогу. Я так давно не виделась с папой, что начинаю волноваться из-за встречи с ним? Или мне просто стыдно, что я совсем о нём забыла?
Сотовый молчит — я задумчиво смотрю в окно, щурясь из-за яркого майского солнца, и даже не сразу замечаю подкравшегося официанта, решившего забрать мой пустой бокал. Заказать ещё вина не успеваю — на улице тормозит полицейская служебная машина, и я сразу же понимаю, что это мой отец. Он бы ещё сирену включил…
— Я на минуту.
Скворецкий бросает взгляд в окно на тачку, затем поднимается из-за стола, а на мой упрекающий взгляд лишь бросает:
— Что? Хочу просто поздороваться с будущим зятем, — улыбается. — Вы нас извините, мы ненадолго, — обращается к мужчине.
— Конечно, конечно. Не торопитесь, я пока ещё что-нибудь закажу, — оживляется мужчина, подзывая официанта.
Куда ему? И так жирный, лопнет скоро…
Ладно, раз от Стаса не избавиться, придётся взять его с собой, ничего не поделаешь. Схватив сумочку, я уверенно направляюсь к выходу — бренчит колокольчик над дверью, и тёплый ветер накрывает меня приятной волной, пробираясь под платье словно нежные руки любовника.
Папа стоит возле авто в полицейской форме и кому-то звонит — только сейчас вспоминаю, что оставила мобильник на столе в ресторане, но возвращаться за ним уже поздно.
— Па!
Он опускает руку, прячет сотовый в карман.
Рядом с соседней машиной стоит Дима и наблюдает за каждым нашим шагом — я чувствую на себе его пронзительный взгляд, пока иду к отцу.
— Ирочка, — он щурится, осматривая меня с ног до головы. — Какая ты красивая.
— Спасибо, — смущаюсь.
Мы обнимаемся — его крепкие объятия длятся всего пару секунд.
— Антон Юрьевич, — Стас протягивает ему руку. — Рад видеть Вас.
— Взаимно.
Отец отвечает на рукопожатие, но по его взгляду понятно: папа рассчитывал на разговор без свидетелей.
— Так, что за спешка такая? — улыбаюсь я, бросая взгляд на патрульную машину, за рулём которой сидит полицейский. — Ты так по мне соскучился, что решил с конвоем приехать?
Отец щурится ещё больше — яркое солнце надоедает, хочется скрыться от его настойчивых лучей или хотя бы надеть очки, но я просто стою и смотрю на папу, нетерпеливо дожидаясь ответа.
— И это тоже, — хмурится.
Медлит. Эта пауза кажется бесконечно-долгой, будто время останавливается в преддверии чего-то глобального. А затем оно действительно замирает, и следующие слова отца застревают в плотном вязком воздухе, медленно, но верно добираясь сначала до моих ушей, а потом и до мозга. Кажется, по пути они теряют все буквы, снова собирают их в неправильном порядке, и то, что я слышу, оказывается полнейшим бредом.
— Бабушка скончалась. Сегодня ночью. Я пришёл утром домой после смены и нашёл её в своём кресле.
Я падаю. Или нет.
— Что? — неуверенно переспрашиваю, отказываясь принимать происходящее. — Как? В смысле…
Ноги слабеют, и я оступаюсь на каблуках.
Отец дёргается вперёд, чтобы придержать меня, но я оказываюсь в крепких руках Стаса.
— Мне так жаль, — бормочет Скворецкий, окончательно добивая меня.
Да нет, бред какой-то. Глупая шутка! С бабушкой всё было нормально, врачи говорили, что ей становится гораздо лучше! Она не могла просто взять и умереть!
На смену шока приходит отрицание и раздражение — я дёргаю локтем, избавляясь от поддержки Стаса, и трясу головой.
— А что врачи сказали? Ей же… Ей же было гораздо лучше, как так вообще получилось? — отчаянно смотрю на отца, пытаясь найти виновника, но он лишь хмурится.
— Это было два месяца назад, Ир, — тихо напоминает он. — Сказали, что такое бывает… Перед концом. Больному на какое-то время становится лучше, а затем резко хуже и… Она умерла во сне. Наверное, даже не поняла, что случилось…
Голова идёт кругом, мир становится серым и приглушает звуки, концентрируя всю боль и страдания лишь в одной точке: в моей груди. И я готова разорвать её в клочья, лишь вырезать разрастающуюся опухоль.