Я осматриваюсь, словно надеясь отыскать ещё какие-нибудь свои вещи, но их здесь нет и быть не может. Не хочу больше оставаться здесь, даже если это просьба отца, даже если от этого зависят наши жизни.
— У тебя нет выбора, — в его голосе холод.
Костя поднимается на ноги, но ко мне не подходит. Смотрит как охотник, играющий со своей жертвой, и мне вдруг становится не по себе. Я словно оказалась в лапах маньяка, только ещё не до конца этого понимаю.
— Ты в них влезла, когда решила выйти замуж за Стаса, — упрекает? — Хотя нет. Куда раньше. Не надо было тебе соглашаться помогать Элли с её парнями.
Повисает недолгое молчание, и в эти секунды в моей голове проносится почти вся моя жизнь. Да, если бы я отказала Макеевой в помощи, не познакомилась бы с парнями, а они не втянули бы меня в свои авантюры. Сейчас меня бы здесь не было.
— Ты прав, — соглашаюсь. — Чертовски прав, — вскидываю руками. — Но уж извини, вернуться в прошлое не могу. Так что остаётся лишь сожалеть обо всём этом дерьме.
— Я не сожалею, — на полном серьёзе заявляет Костя, но я не знаю, говорит он про наш секс или же про знакомство. — А теперь я повторяю вопрос, что ты собираешься делать?
Я понятия не имею, что собираюсь делать. Для начала уйти отсюда, а потом, скорее всего, вернуться в квартиру бабушки и ждать, пока меня найдёт Стас. В любом случае пока что говорить про измену я ему не буду.
— Не волнуйся, я про твоё возвращение Стасу не скажу, — скрещиваю на груди руки. — Сам это сделаешь.
Костя хмурится, явно ожидая от меня другого ответа. Не понимаю, что творится у него в голове и какие секреты тенью нависают за спиной, но у меня странное чувство, что они уничтожат не только меня, но и всех вокруг.
— Тебе не хочется, чтобы я к нему возвращалась, — это не вопрос. Решаю попытаться ударить вслепую. — И ты говоришь, что это большее, чем мы втроём. Значит, причины твоего возвращения не во мне, ты здесь не потому что всё ещё что-то чувствуешь, — левый глаз парня подозрительно дёргается, но лицо остаётся невозмутимым. — Что тогда происходит?
Костя медлит. Я вижу, что ему очень хочется выложить на стол все карты, но по каким-то причинам он не может этого сделать. Или же всё-таки не хочет?
Парень отводит взгляд в сторону, щёлкает зажигалкой, вновь смотрит на меня.
— Давай, — кивает на дверь. — Иди к нему. Возвращайся в свою яму.
Непонимающе переступаю с ноги на ногу, совершенно сбитая с толку. Какую яму? О чем он вообще?
— Что ты несешь? — раздражаюсь.
— А то, что ты торчишь в грёбанной яме, а Стас сам наполняет её дерьмом, — неожиданно в его голосе проскальзывают ядовитые нотки. — Ты даже не представляешь, насколько глубоко уже увязла. Если вернёшься, я не смогу тебя вытащить.
— Хватит говорить загадками! Боже, — запускаю руку в волосы, убирая пряди с лица. — Хочешь меня унизить, просто скажи, что я шлюха!
— Я не собираюсь тебя унижать, — снова щёлкает зажигалкой. — Стас творит грязные вещи, такие, что твоя измена на их фоне просто цветочки. Ты вся облеплена враньём, — кривится, словно я действительно измазана в чёт-то неприятном и противном. — Хоть раз должна же была что-то заметить!
Я качаю головой, не собираясь слушать всякие бредни от человека, который пропал на три года, а после вернулся и начал обвинять своего друга, который готов был ради него душу продать Дьяволу, во всяких грязных вещах.
А потом я вспоминаю подслушанный разговор в номере отеля про подпольные казино и какие-то тёмные делишки с Марком, и осознание медленно начинает переворачивать мои песочные часы.
— Нет, — упрямо заявляю. — Ты несёшь какую-то чушь. Меня совершенно не касаются дела компании, мне нет дела до того, как работает Стас, ясно?
— Ты что не понимаешь? — чуть повышает голос. — Если Стас потонет, ты будешь вместе с ним на одном корабле. И я сомневаюсь, что он пожертвует собой ради твоего спасения, как придурок в грёбанном «Титанике».
Мысли путаются, смешиваются и раздирают мои внутренности на части. Я не верю ни единому слову, даже думать не хочу о том, что Стас готов подставить меня ради компании и денег. Этого просто быть не может.
— Не хочу больше это слушать, — отворачиваюсь, уверенно направляясь в сторону выхода, но неожиданно чуть ли не перед моим носом стремительно пролетает зажигалка, врезаясь в стену и с треском отлетая куда-то в сторону.
Я в ужасе замираю, оборачиваясь к Косте, и ступор сковывает всё моё тело, потому что это впервые за всё наше знакомство, когда я вижу такой свирепый наполненный яростью взгляд.
— Я, может быть, и изменился, — сдержанно говорит Назаров. — Очень даже. Но я всё ещё ненавижу богатеньких мажоров, особенно тех, кто творит всякое дерьмо. И я не хочу, чтобы ты попала под раздачу.
Я отступаю. Мне страшно, и кажется, что, если Костя сделает хотя бы одно резкое движение в мою сторону, я либо закричу, либо швырну в него первое, что попадет под руку, но парень продолжает стоять и смотреть на меня.
— Я ухожу, — констатирую факт.
Не встретив сопротивления, разворачиваюсь и на ватных ногах направляюсь в ванную, чтобы захватить джинсы и сбежать из этой квартиры куда подальше.
— Встретишь Стаса, спроси его, — вдруг говорит парень, и я почему-то замираю, — о твоей бабушке. Спроси о звонке из больницы и о том, почему он не рассказал тебе про её самочувствие.
Оборачиваюсь.
— Что?
Взгляд Кости больше не переполнен ненавистью, теперь он спокойный и немного насмешливый.
— Твой отец сказал, — признаётся. — Врачи звонили и тебе, и ему, только трубку взял твой жених. Предупреждали, что состояние ухудшается, она тогда в больнице лежала, о чем ты, конечно же не была в курсе. Говорили, что ей осталось недолго. Месяца за два-три до её смерти. Спроси Стаса об этом, тогда поймёшь, что я прав.
Голова идёт кругом, тошнота подступает к горлу, и я совершенно не помню, как добираюсь до ванной, надеваю чужую одежду и покидаю квартиру.
Если Костя говорит правду, значит, Стас был в курсе, что моя бабушка умирает. Знал и ничего мне не сказал. Почему? Я ведь могла провести с ней больше времени, попрощаться. Что за бесчувственный эгоистичный поступок…
Ложь 55. Костя
«Между правдой и ложью есть место для чего-то более человеческого». Доминик Опольский
Kovacs — My Love
Ложь 55. Костя
Она уходит — я понимаю это лишь после хлопка двери и обрушившейся на меня давящей тишины. Пульсирующая злость постепенно сходит на «нет», и на её место приходит чувство вины.
Я не должен был говорить Ире про Стаса, да и затрагивать тему бабушки тоже, всё должно было быть по-другому. И уж тем более мне не стоило её трахать. Антон Юрьевич меня прибьёт…
Подавив жгучее желание броситься вслед за Ольханской, я нахожу свой сотовый и звоню её отцу. Сейчас это самый правильный вариант из всех возможных, лучше уж сразу сознаться, что я облажался.
Расхаживаю туда-сюда по квартире, пока тошные гудки въедаются в мозг. И с каждой секундой теряю важные мысли — те пользуются моим замешательством и разбегаются в разные стороны.
— Да, Костя, — наконец-то отвечает.
— Товарищ полковник, — замираю на месте, уставившись невидящим взглядом в стену. — Она ушла. Мы повздорили, и Ира сбежала.
Антон Юрьевич выдерживает молчание, и я буквально вижу, как плотно сжимаются его губы.
— А остановить её не пробовал? Я же сказал подержать её у себя пару дней, пока Скворецкий не успокоится, — устало вздыхает, видимо, заранее предполагал такой вариант развития событий.
— Он не успокоится, это раз, — огрызаюсь. — И два. Вы же знаете Ирку, если она не хочет здесь оставаться, её ничего не удержит.
Молчание.
— Она ушла пару минут назад. Пусть её подберёт ближайший патруль и отвезёт домой, — подхожу к окну, пытаясь высмотреть девушку во дворе, но Иры нигде нет. — Она без мобилы, без денег. Не хочу светиться рядом с ней, если её найдёт охрана Стаса.
— Ладно, я разберусь, — говорит Антон Юрьевич.