У Викиных ног стоял опрокинутый высокий цилиндр, из тех, какие носят фокусники. Марина не удержалась и заглянула в него, поймав себя на том, что ничуть не удивится, если увидит на дне цилиндра букет цветов или, на худой конец, живого кролика.
Но вместо кролика в цилиндре сидела Ольгина крыса и умывалась передними лапками, щурясь на яркий свет кроткими глазками-бусинками.
«А она-то что здесь делает? — ахнула про себя Марина. — Ольга тоже в Москве?»
Но она тут же забыла обо всем на свете, так хорошо пела флейта.
Вика не замечала Марины, хотя та встала напротив нее. Похоже, Вика сейчас вообще никого и ничего не замечала, глядя прямо перед собой широко раскрытыми, невидящими глазами. Тревожная мелодия флейты привлекала к себе все больше народу. Люди останавливались, поворачивали на звук головы, застывали, завороженные, точно кобра перед факиром.
Марина почувствовала, что и ее тоже увлекает куда-то за собой мотив, поначалу показавшийся простеньким. Он таил в себе силу и манил в горние выси.
Перед раскрытыми глазами Марины проносилась ее жизнь, с радостями и печалями. Ей хотелось то плакать над своей жизнью, то смеяться от радости, что все так получилось, и смеяться хотелось все сильнее, пока наконец жизнь не показалась ей такой безумно, нечеловечески прекрасной. А музыка вела ее, не давая опомниться, все дальше, все выше, над собой и над своей жизнью, и с недосягаемой высоты она поняла, что мир вокруг неизмеримо больше и прекраснее ее жизни.
18
Музыка закончилась, люди стали расходиться. Кто-то толкнул Марину локтем, кто-то заехал ей в лицо рюкзаком. Кто-то положил ей на плечо руку. Марина резко обернулась.
— Сережа! Но как же так? Ведь еще только… — Она посмотрела на часы.
— Как хорошо, что ты здесь! — сказал он, не отвечая, с нежностью глядя ей в глаза. — Я так боялся, что приеду, а тебя не будет!
— Смотри-ка, Марина! Эй, привет! Надо же, даже не отвечает! Слишком гордая стала?
Вика только сейчас ее заметила. А сама Марина только сейчас разглядела, что Вика тут не одна. У стены чуть поодаль стояли лохматый парень с гитарой и неряшливая толстая девица с длинной, до лодыжки, косой и с ободранной, видавшей виды скрипкой. У ног девицы валялся раскрытый футляр. Они молчали, глядя в сторону и не замечая Марины.
— Здравствуй, Вика!
Марина хотела сказать, что слушала ее игру, рассказать о том, какое впечатление произвела на нее ее музыка, но неожиданно обнаружила, что у нее нет верных слов. Марина смотрела на Вику и думала: вот это странное, худенькое до прозрачности существо доставило мне такое наслаждение, по сравнению с которым ихний секс — ничто! И этому не в силах были помешать ни теснота и духота подземного перехода, ни толпы людей вокруг. И откуда в Вике, на вид почти невесомой, такая сила? От невозможности выразить свои чувства словами на глаза у Марины навернулись слезы.
— Вичка! — вымолвила она наконец. — Вичка, ты такой молодец, ты так здорово играешь! Так хорошо! Нет, хорошо, это не то слово. Ну я не знаю…
— Да что ты! — Похоже было, что Вика смутилась. Она посмотрела на Марину долгим взглядом и произнесла медленно, тихо, точно выдавая некую тайну: — Вообще знаешь что, Марина? Когда я вот так играю, это ведь уже не совсем я, точнее, это даже совсем не я, скорее это… ну, как бы мною кто-то играет, а я будто становлюсь сама инструментом. И я даже не всегда слышу, что там такое получается.
Лохматый парень подошел к ним ближе, хлопнул Вику по плечу, и она точно сразу опомнилась:
— Пока, Марин, я побежала!
Вика на бегу чмокнула Марину в щеку, мгновенным движением запихнула флейту в длинный брезентовый мешочек, висящий у нее на шее, и полетела вслед за своими.
Марина проводила их взглядом. Впереди, расталкивая на ходу толпу, двигался лохматый парень, размахивая гитарой точно алебардой. За ним пыхтела толстая девица, почти подметая косой мраморные плитки пола. В одной руке она несла свою скрипку, в другой тащила цилиндр с Ольгиной крысой, слегка припорошенной деньгами. За ними, пробираясь сквозь толпу изящно, словно танцуя, бежала Вика, и длинные светлые пряди волос развевались у нее за спиной.